Скорпионы в собственном соку - Хуан Бас Страница 11

Причиной, по которой Астигаррага захотел поговорить со мной тем вечером, было всего лишь то, что он намеревался принести свои извинения – я охотно принял их: благородство обязывает – за свое буйное поведение в баре близнецов Ригоития. Несмотря на свою спиртовую интоксикацию, он помнил меня, так же как и подробности злополучного происшествия, со всей ясностью, и, увидев в баре, тотчас же узнал, несмотря на то что на этот раз со мной не было Мило.

Он попросил у меня прощения в учтивых выражениях, без какой-либо гордыни, чего я совершенно не ожидал от типа с такими повадками, как у него.

С этим человеком вас на каждом шагу поджидали сюрпризы; в тот момент я не знал, что все это – лишь прелюдия к настоящему делу.

– Во мне было много вина, а иногда я веду себя весьма дерзко с теми, кто не виноват в моих злоключениях. Если вы когда-нибудь снова придете сюда, в мой бар, можете приводить с собой собаку, ей будет оказан хороший прием. Я люблю животных, особенно собак… У меня тоже была собака, давным-давно… – сказал он с грустью, почти с тоской.

– Благодарю вас за ваши извинения, со своей стороны могу вас заверить, что все прощено и забыто… – Какое душевное наслаждение доставляет великодушие. – Предлагаю сменить тему: я счастлив, что обнаружил ваш бар. За два посещения я испробовал полдюжины шедевров из тех, что вы творите, и могу охарактеризовать их только одним прилагательным: превосходные.

– Творить… творить… мне кажется, что только случай может творить или разрушать; однако благодарю вас за комплимент.

Примечательное наблюдение. У него есть чувство юмора, как он продемонстрировал некоторое время назад в разговоре со страдающим афразией уродом, он неглуп и, вероятно, за его культурный уровень отнюдь не стоит стыдиться. Иначе и быть не могло у человека, способного изобретать столь изощренные кулинарные сочетания.

Следовательно, воплощение капитана Хаддока было еще одним примером столь редкого типа: воспитанный и учтивый доктор Джекилл, которого обильное потребление вина превращает в брутального и грубого Хайда.

Он был не первым представителем этого типа среди моих знакомых. Например, мой бывший друг, бывший проктолог, а в настоящее время – шизоидный идиот Пипо Перна на четвертом стакане виски за секунду переходил от внешней сдержанности к тому, что начинал разговаривать в точности, как утка Дональд Дак в оригинальной версии мультфильма; на пятом он превращался в существо, среднее между девочкой в «Изгоняющем дьявола» и доктором Менгеле; [51]а на шестом изобретатели копрофагии и зоофилии с копытными животными казались по сравнению с ним ничтожными клещами. Его навсегда оставили идиотом при помощи удара алюминиевой бейсбольной битой, сделанной в Мондрагоне, городе, в психиатрической клинике которого он обитает в настоящее время, когда он встал на карачки на высокую стойку бара «Линахе» на улице Сан-Франсиско – это местный Гарлем – с намерением помочиться на чью-то яичницу.

– Но думаю, насчет «превосходных» вы преувеличиваете. Я всего лишь готовлю, немного применяя воображение, как, впрочем, многие делают сегодня, вот и все, – добавил он со смирением, которое отнюдь не показалось мне фальшивым.

– Гораздо более того, поверьте мне. Я считаю себя опытным гурманом и заверяю вас, что во всем Бильбао никто, ни в одном баре не предлагает столь утонченного выбора блюд, такого уровня качества и творческой фантазии. Вам не в чем завидовать лучшим барам Сан-Себастьяна, славящимся своими изобретательными закусками.

Я знал, что сравнение с сан-себастьянскими барами понравится ему; он подтвердил это широкой улыбкой. Тщеславие и есть настоящий двигатель вселенной, и хотя Астигаррага и не был чванливым глупцом, но и он не избежал его влияния.

– Очень любезно с вашей стороны. Вы кажетесь мне знатоком, а их не много. Вы в данный момент спешите?

– По правде сказать, нет. – Термин «знаток», столь по праву примененный ко мне, возбудил во мне аппетит.

– Если я не злоупотребляю вашим терпением, то мне бы хотелось дать вам попробовать некоторые из моих безделушек, с тем чтобы вы высказали мне свое мнение. Здесь никто ничего не понимает; все они – животные, привыкшие питаться желудями.

Я вспомнил Тиберия XVIII и его эскорт.

– Совсем наоборот, это будет честь для меня, – сказал я, стараясь, чтоб он не заметил, как возликовали мои вкусовые бугорки, заигравшие торжественный марш на трубе Луи Армстронга.

Он протянул мне саперную лопату, которая была у него вместо руки, с горячностью пожал мне руку, и мы официально представились друг другу – до сих пор мы этого не сделали.

– Антон Астигаррага Ираменди, родом из Сан-Себастьяна, проживающий на данный момент в Бильбао, сердцем – из Бордо.

Моя догадка о его гипускоанских корнях и французском прошлом оказалась верной.

Затем он пошел за стойку и стал чрезвычайно щедро потчевать меня блюдами из своего репертуара.

Он хотел, чтоб я попробовал те закуски из меню, каких я еще не отведал, новинки, появившиеся на этой неделе, и плоды его последних экспериментов.

Сначала он вынул из холодильной камеры замечательную бутылочку «Шато д'Икем» – лучшая марка «Сотерн» – объемом триста семьдесят пять миллилитров в качестве идеального сопровождения для первого звена в цепи превосходных кушаний – мастерской фуа-гра в желе из раннего винограда с вкуснейшей засахаренной грушей.