Мой настоящий отец - Дидье ван Ковелер Страница 11

— Она вас узнала, молодой человек! Вы не понимаете: четыре дня полного безумия и амнезии, наше лечение не помогало, мы потеряли надежду. Оказывается, все не так плохо. Приходите сюда каждый день, в одно и то же время, сначала на две минуты, потом на три, на пять… Пусть ждет свиданий, и она вернется в реальный мир. Все будет хорошо: глядя на вас, память ее начнет восстанавливаться, и она придет в себя.

Ты поселился на Монмартре, у кузины Гайде, ездил автобусом в Сальпетриер и каждый день все дольше сидел у постели матери, а она все чаще разбавляла рассказ о войне растений в больничном парке мелкими деталями из жизни вашей семьи в Ницце. Спрашивала тебя, сколько будет шестью двенадцать, кто написал «Спящую красавицу», что ела на обед Гортензия и как дела с твоими светящимися машинками.

Ты не давил на нее, и однажды, как и обещал врач, она вспомнила — все, кроме происшествия на вокзале в Савиньи. Рассказала, почему так внезапно уехала и каким ударом стало пришедшее из Парижа письмо.

Когда она умолкла, ты поцеловал ее в лоб и пообещал:

— Я этим займусь.

Ты снова отправился на Монмартр, но к кузине не вернулся, а зашел в популярный бар на площади Пигаль, где было полно головорезов в лихо заломленных набок кепках и шлюх, умилившихся при виде юного провинциала. Ты выложил на стойку свои карманные деньги — месячную выручку за «ренемобили» — и сказал, что хочешь купить пистолет. Патрон прикрыл купюры блюдечком, сделал знак одному из подручных и провел тебя в подсобку.

Через несколько минут ты вышел — без денег, но с пистолетом среднего калибра в кармане — и отправился прямиком к дому господина Б., вашего семейного нотариуса. Дверь открыла его жена и с искренним волнением воскликнула: «Мама нашлась?»

— Мне нужно видеть Этьена.

Ты сказал это таким мрачным тоном, что она тут же предположила худшее и немедленно провела тебя в кабинет мужа. Нотариус оторвался от дел и воскликнул, сама любезность:

— Рене, малыш, как ты вырос! Есть новости от Сюзанны?

Ты закрыл за собой дверь, повернул ключ в замке и повернулся к нему. Да, новости имелись. По его вине твоя мать сошла с ума, и ты пришел его убить. Перепуганный нотариус вжался в кресло, а ты достал пистолет и прицелился ему в сердце.

— Подожди, Рене, это недоразумение!

Нарочито спокойно, приблизительно так, как рассказывал это мне, ты заверил его, что никакого недоразумения быть не может и тебе все известно. И слово в слово процитировал письмо, в котором он предлагал Сюзанне подписать отказ от компенсации за военные убытки. Брат отца официально признан компаньоном — немыслимое решение, если только противоборствующие стороны не договорились за спиной твоей матери. Ты знал наизусть все детали дела. Ты ночами изучал бумаги, лишавшие твою мать покоя, и понял, в чем твое призвание — стать защитником вдов и сирот и начать с вас самих. Ты мог доказать, что нотариус утаил некоторые документы, подтверждавшие волю твоего отца: Сюзанна была единственная законная наследница. Ты мог доказать, что господин Этьен Б. предал твою мать. И теперь он умрет.

Ты спустил курок. Нотариус взвыл и схватился за сердце обеими руками. Но выстрел не прогремел. Ты жал на курок, пока друг семьи не повалился на ковер: от страха он лишился чувств. Ни одна пуля не вылетела из пистолета, хотя продавец зарядил его у тебя на глазах. Кабатчик с Монмартра был канальей, но проявил человеколюбие и спас от тюрьмы отчаянного парнишку, продав за немыслимую цену незаряженный пистолет. Такое объяснение подсказали тебе твой проницательный ум и оптимистичный взгляд на мир, не покидавшие тебя до последнего вздоха.

— Боже, Рене, что происходит? — кричала Раймонда Б., барабаня кулаками в дверь.

— Спроси у него, — ответил ты, выходя из комнаты.

Она бросилась к распростертому на полу мужу, а ты ушел, чувствуя, себя мстителем и убийцей. Став адвокатом, ты не раз говорил присяжным, что человек не есть сумма поступков и действий, потому что с тринадцати лет свято верил: мы несем ответственность за свои действия в куда большей степени, чем за их последствия.

* * *

Нотариус не только не подал жалобу, но и никому не рассказал о случившемся. Он поспешил передать дело коллеге, и много лет спустя оно решилось в нашу пользу.

Твое виртуальное преступление осталось тайной. Никаких последствий, кроме душевных терзаний, оно для тебя не имело, но через десять лет судьба-искусительница подкинула еще один шанс поквитаться. Ты был молодым, начинающим адвокатом, и к тебе обратилась та самая женщина, которую ты едва не сделал вдовой.

Они как обычно приехали с мужем отдыхать в Ниццу, и мадам срочно потребовалась твоя помощь. Ты принял ее с учтивой холодностью. Госпожа Б. разрыдалась у тебя на груди, призналась, что ее брак был сущим адом, она чувствовала себя несчастной, стала клептоманкой, и ее поймали с поличным в «Галери Лафайет». Магазин подал иск, и муж убьет ее, если узнает, а потом покончит с собой. Он болезненно щепетилен в вопросах чести, добавила она, видимо, забыв, с кем говорит.

Ты смотрел на плачущую женщину и размышлял. Жизнь мерзавца, предавшего твою мать, снова оказалась в твоих руках. Ты взял дело, добился оправдания клептоманки, и нотариус ничего не узнал.

Ты заключил свой рассказ поэтичной и простой фразой, которую я помню с тринадцати лет:

— Месть — блюдо, которое подают холодным. Я его разогрел, но есть не стал.