Три позы Казановы - Юрий Поляков Страница 106
Три позы Казановы - Юрий Поляков читать онлайн бесплатно
Как на грех следователь оказался родом из деревни Гладкие Выселки Скопинского уезда Рязанской губернии, и рос он в ребячьих забавах вместе с подлинным Ванькой Жуковым. Едва чекист начал расспрашивать о родне и соседях, Алферьев тут же и засыпался. А когда выяснилось, что, будучи в немецком плену, он сидел в форте Ингельмштадт вместе с Тухачевским, жизнь его закончилась. Но про то, как белогвардеец, кровный враг советской власти на ответственных постах четверть века успешно строил социализм, никто не узнал: Сталин велел об Алферьеве-Жукове нигде в печати не упоминать. Так эта тайна и оставалась в секретной папке политбюро, выйдя наружу лишь в перестройку. А вождь тем временем метал молнии: «Вот откуда ноги черносотенные растут! Русскую партию захотели! Я им покажу триколор с серпом!»
И полетели головы, да какие: Вознесенского, Кузнецова, Попкова, Жукова и многих других расстреляли. Досталось и Юдифи: за подмену документов в далёком 1921 году ей впаяли десять лет и отправили в ГУЛАГ. Однако сын за отца и мать не отвечает. Абрам Иванович Жуков, прошагав войну от Москвы до Кёнигсберга, вернулся в МГУ, откуда ушёл добровольцем, и поступил в аспирантуру…
…Однажды аспирант Жуков во время семинара заметил среди будущих филологов темноволосую светлоглазую студентку – Аню Хаит. Всегда дорого и модно одетая, держалась она тем не менее скромно, хотя отец её был не только знаменитым поэтом, но и видным общественником, членом Еврейского антифашистского комитета (ЕАК), который возглавлял сам Соломон Михоэлс. Во время войны Натан Хаит писал для «Правды» антигитлеровские стихи, басни и частушки, ездил с агитбригадами на фронт, а также летал в США. Там у него нашлись состоятельные родственники, и Натану поручили раскручивать богатых американских евреев на помощь воюющему СССР. Надо отметить, это ему отчасти удавалось. Из-за границы Хаит привозил много красивых вещей и одевал двух своих любимых женщин – Анфису и Анну – так, что на них на улице оборачивались.
Когда стало известно, что по «ленинградскому делу» арестованы мать и отец аспиранта Жукова, коллеги-преподаватели начали его сторониться, а студенты – поглядывать с вежливой опаской, точно занемог он неприличной и к тому же заразной болезнью. Лишь Аня Хаит однажды, дождавшись, когда по окончании семинара все покинут аудиторию, подошла к нему, подавленному, и тихо сказала:
– Абрам Иванович, я не верю, что ваши родители – враги. Всё будет хорошо!
– Спасибо! Я тоже не верю. Они честные коммунисты. Их просто оклеветали! – ответил аспирант, ничего не знавший о черносотенном прошлом своего расстрелянного отца.
Тронутый заботой, он благодарно поцеловал руку доброй девушке, она вдруг покраснела, смутилась и убежала, а потом дома, уткнувшись в девичью подушку, долго не могла уснуть, вспоминая плечистого кудрявого аспиранта-фронтовика. Однако вскоре ей стало не до нежных чувств: Израиль, организованный в Палестине по настоянию Сталина назло несговорчивой Англии, вместо того чтобы стать верным другом Советского Союза на Ближнем Востоке, перекинулся к Америке. А товарищи из ЕАК, вместо того чтобы гневно стыдить неблагодарных соплеменников, вдруг зароптали о том, что захолустный Биробиджан на границе с Китаем, выделенный ещё до войны под Еврейскую автономию вместо обещанного благодатного Крыма, – это просто-таки плевок в лицо древнему многострадальному народу. И вообще, сколько можно быть «советскими людьми», пора снова становиться евреями, учить иврит и собираться домой – в Израиль, ещё не просохший на новеньких географических картах.
Эти разговоры вскоре дошли до вождя и жутко его возмутили: «Ах вот откуда сионистские ноги растут! Троцкисты недобитые! Я вам покажу Крым!»
Вызвал он Абакумова – и полетели головы, да какие! Хаита взяли одним из последних, оклеветал его поэт Ицик Фефер. Да что там Хаит, по делу Еврейского антифашистского комитета упекли даже супругу наркома Молотова Полину Жемчужину: она дружила с израильской послихой Голдой Меир и неосторожно назвала себя как-то в кулуарах «еврейской дочерью». На следствии выяснилось, что поэт Хаит, вступая в партию в 1920-м, обманул товарищей, выдал себя за сына местечкового молочника, будучи на самом деле племянником крупного одесского зерноторговца. Вспомнили его троцкистские увлечения молодости, дружбу с Мишей Кольцовым. Не забыли Натану Моисеевичу и встречи с богатыми родственниками в Чикаго, хотя о каждом контакте он письменно отчитывался в НКВД… А когда при обыске нашли в доме оружие – браунинг с надписью «Никаких гвоздей!» – жизнь поэта закончилась.
И вот вечером в коридоре университета Абрам Иванович увидел студентку Аню Хаит. Девушка стояла, отвернувшись кокну, и плакала, вздрагивая плечами. Она узнала по радио, что её отец расстрелян. Повинуясь внезапному порыву, аспирант тихо подошёл и погладил её по волосам, несчастная вздрогнула, обернулась и разрыдалась на широкой груди фронтовика. Через год у них родилась двойня – Натан и Маргарита. Но Анфисе не довелось понянчить внуков: после гибели Натанушки, благословив молодых, она перебралась в Эстонию, в Пюхтицкий женский монастырь – замаливать грехи. Бывшая попадья не сомневалась: Бог наказал её за измену венчаному супругу, которого нельзя было бросать, несмотря на его обновленческую дурь и мужскую немощь.
Зато после внезапной смерти Сталина, отравленного недругами, вернулась из лагеря Юдифь Соломоновна, её реабилитировали, восстановили в партии и назначили заместителем директора Музея русского деревянного зодчества. Под строгим присмотром бабушки Натан и Рита выросли, получили образование: брат – финансовое, а сестра – химическое. Ещё студенткой Маргарита вышла замуж за молодого дерзкого дизайнера Фельденгауэра, но ему с такой фамилией стало душно в СССР, ион подал документы на выезд в Израиль. Рита уговорила уехать с ними Юдифь Соломоновну, которая с годами всё больше обижалась на советскую власть, хотя сама же её некогда и устанавливала. Ожидая разрешения, уволились с работы и сидели на вещах два года, уже не надеясь, а потом вдруг под какую-то советско-американскую встречу на высшем уровне их выпустили. Перед отлётом скрытная мать поведала сыну тайну его происхождения, назвав подлинное имя и черносотенный род занятий Фёдора Алферьева.
Абрам Иванович был потрясён, даже взял больничный лист и лежал в постели с высокой температурой, отражавшей его душевное воспаление. Выздоровев и вернувшись к преподаванию, он сильно изменился, стал попивать, позволял себе небывалое ехидство в адрес устоев и даже завёл роман с юной буфетчицей Клавдией Королёвой. Пытаясь сохранить семью, мудрая Анна Натановна на излёте женской востребованности всё-таки однажды увлекла мужа и родила позднего ребёнка, названного, понятно, Фёдором. Однако это не помогло: Абрам Иванович, покинув семью, переехал к Клавдии.
Брошенная женщина от отчаяния столовой ушла в диссидентство, издавала рукописный журнал, перепечатывала на машинке Солженицына, слушала по ночам «Свободу» и распространяла полученные сведения среди коллег на филфаке. В конце концов она связалась с Гельсингфорсской группой и вышла с возмутительными лозунгами на Красную площадь. Получив за антисоветскую пропаганду четыре года и отбыв положенное под Сыктывкаром, Анна Натановна была выслана за границу. Там её как узницу совести приняли с распростёртыми объятиями и поселили на всём готовом в Австрии – милом сувенирном обломке некогда грозной империи.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments