Сад вечерних туманов - Тан Тван Энг Страница 105

– Ты мог бы создать больше садов тут, в Малайе. Приспособь «Искусство располагать камни» к нашему климату, – посоветовала я. – Будем вместе работать, ты и я. Начать можем с создания сада, который мне нужен в память о Юн Хонг.

– Я сегодня получил письмо от Секигавы, – сказал он. – Бюро направило его сюда, повидаться со мной.

Я сгребла листья в мешок и положила грабли на землю.

– Что ты ему скажешь?

Он посмотрел на меня с самообладанием солнца, созерцающего собственное отражение в море:

– Я скажу ему, что мой дом теперь здесь, в этих горах.

Долго мы просто стояли и смотрели друг на друга. Потом я подала ему мешок с листьями, который все еще держала в руках:

– Теперь сад в совершенном порядке.

Взяв из моих рук мешок, Аритомо погрузил в него руку и вытащил горсть коричневатых пожухлых листьев. Ступил на лужайку и раскидал их, словно сам был порывом ветра. Когда последний лист выпал из его руки, он вернул мне мешок и отступил назад, чтобы взглянуть на то, что получилось…

В ту ночь, когда он делал мне наколку, руки его, я чувствовала, сновали медленнее, тяжелее. Раз-другой его пальцы отдыхали на моей спине, подобно стрекозе, держащей равновесие на листочке. Было уже за полночь, когда он перестал работать и приткнулся к стене, сидя на пятках. За окнами, в траве, рыгающе квакали лягушки. Мгновение спустя я почувствовала, как он легко тронул меня за плечо. И сказал:

– Готово.

Взгляду моему понадобилась секунда-другая, чтобы обрести четкость. Я оттолкнулась от татами и встала на ноги. Глядя через плечо, рассматривала свое тело в зеркале, отыскивая последнюю наколку, которую он сделал цветной: закругленный контур Дома Маджубы, ковчегом плывущего по зеленой зыби чая. Хоримоно сливалось с голой кожей вокруг моей шеи, уходя к предплечьям, растворяясь на боках и прямо над началом ягодиц.

Я вертелась, пока не смогла увидеть в зеркале всю спину. Казалось, я натянула на себя чересчур тесную расписную рубашку. Двинула одним плечом, отчего все фигуры на ней вытянулись.

И вдруг мне стало страшно.

– У тебя теперь новая кожа.

Аритомо обошел вокруг меня, как уже делал почти год назад, когда пальцами обследовал мою тогда еще чистую спину.

– Но еще не все закончено: вот тут осталось это пятно.

Я коснулась прямоугольника, размером с две сигаретные пачки, у себя над левым бедром. Пустота его казалась неестественной, болезненной.

– Хороти непременно оставит какой-нибудь участок хиромоно пустым. Это символ того, что оно никогда не завершено, никогда не совершенно, – пояснил Аритомо, вытирая руки полотенцем.

– Вроде листьев, которые ты разбросал по лужайке, – тихо сказала я.

Даже после того, как сад в Югири был завершен, всегда находилась какая-нибудь работа по его содержанию. Большую часть рутины Аритомо поручал мне, указывая, что ему нужно от садовников и не жалея при этом слов на разъяснение каждого дела.

Как-то вечером, когда рабочие уже ушли, я проходила мимо стрельбища из лука и увидела его там, одетым для кюдо. С тех самых пор, как я его узнала, он ни разу не упражнялся в стрельбе из лука настолько поздно, да и в позе его было что-то непривычное. Остановившись, я стала смотреть. Удивление мое возросло еще больше, когда я заметила, что он делает вид, будто помещает стрелу на тетиву. Вот он оттянул тетиву назад, потом отпустил ее. Никакой стрелы не было, но все ж мне показалось, будто я услышала слабый звук порванной бумаги, словно бы что-то с силой пронзило мишень.

Аритомо оставался недвижим – одна рука все еще вытянута вперед, удерживая лук на уровне глаз. Наконец он опустил его – это было как завершающая нота. Смотрел он по-прежнему на мишень, а потом удовлетворенно кивнул головой.

Я подошла по краешку прямоугольника из гравия и встала рядом с ним. Спросила:

– Что, попал в яблочко?

Он еще раз глянул на мишень:

– Да, попал.

– Не слишком это было трудно, потому как стрелы-то у тебя не было, – заметила я, пряча свое замешательство за слегка шутливым тоном.

– Ты не права. На это уходят годы упражнений. Когда я только-только начинал, то всегда мазал, – сказал он. – А стрела все же была.

– Не было, – упорствовала я, не позволяя себе повернуться и взглянуть на мишень.

– Была.

Он коснулся головы:

– Вот тут, внутри.

Он стал проводить больше времени на стрельбище, пуская невидимые стрелы. И каждую ночь просил меня дать ему посмотреть на хоримоно. Я лежала на простынях, а он рассматривал мою кожу, пальцы его оглаживали картинки, которые он выколол на моей спине: монастырь в горах, пещера саланган, лучник, сбивающий стрелою солнце. Уже через несколько минут я переворачивалась и притягивала его к себе.

Был поздний вечер, и мы с Аритомо были единственными людьми, оставшимися в саду. Тишина поднималась из самой земной глуби. Я была совершенно спокойной и надеялась, что в мире никогда не иссякнет этот резервуар спокойствия. Потом вновь пришли в движение облака, упали туманы и раскинулись по предгорьям.

Я отчистила свои инструменты, повесила их в кладовку. Пошла мимо стрельбища. Оно было пусто. У входной двери дома я нашла А Чона, державшего в руке посох из хенгала [243]. Кернильс сидел на ступеньке, вылизывал себе лапу. Почти тут же вышел Аритомо. Немного поколебавшись, он все же взял палку у домоправителя.

Мы прошлись до края пруда Усугумо. Кот следовал за нами, высоко задрав хвост. Аритомо остановился и стал смотреть куда-то через все пространство воды. В тени на одной ноге стояла серая цапля, не в силах оторваться от созерцания своего отражения. Позади я расслышала слабый хруст гравия: А Чон выкатывал свой велосипед из сада, скрежеща одним колесом.

Дорога, которую обычно выбирал Аритомо для подъема в горы, шла мимо западной стороны сада. У самого выхода на тропу, скрытую густой стеной папоротников и высокой травой, Аритомо остановился. Наклонился и почесал у Кернильса за ушками. А когда выпрямился, сказал:

– Полагаю, сегодня вечером мне лучше побыть одному.

И протянул мне свой походный посох. Мы посмотрели друг на друга, и в конце концов я взяла его у него.

– Оставлю его у тебя в кабинете, – сказала я.

Он кивнул и прошел мимо меня, лишь слегка коснувшись моей руки. Я смотрела, как он взбирается по склону. Отражавшийся от папоротников свет придавал воздуху зеленый оттенок. В конце подъема Аритомо обернулся, чтобы взглянуть на свой сад. Наверное, он улыбался мне, но лучи солнечного света у него за спиной мешали разглядеть наверняка.