Зимняя вишня - Владимир Валуцкий Страница 103

Он наконец закуривает. Анна продолжает взглядом изучать Сергеева. В нем действительно сегодня что-то необычное, и непрочна его вчерашняя невозмутимость.

А н н а: У вас, я вижу, все в избытке: и свобода, и возможности, и средства… и этот огромный, пустой, мертвый лагерь. Зачем он вам?.. Третий вопрос.

С е р г е е в: Этот мертвый лагерь — единственное место, где я чувствую себя живым. Потому что в живом городе я чувствую себя мертвым.

Анна задумчиво кивает.

А н н а: Я понимаю. И вы, как Оле-Лукойе, раскрываете свой зонтик над случайно приблудившимися к вам путниками, чтобы им снились волшебные сны.

С е р г е е в: Это не должно быть им обидно.

А н н а: Это бесценно… Вы даже не представляете себе, что это для них значит, дорогой мой волшебник!..

Кругом — открытое море. «Анита» стоит на якоре.

У борта — Сергеев и Анна со спиннингами.

Леска Сергеева дернулась и раскручивается. Анна наблюдает, как, вертя катушку, он вытаскивает наконец блеснувшую в лучах заката рыбку.

Низкий, басистый гудок отвлекает их внимание от ловли.

Огромный красавец-теплоход, приближаясь, движется по акватории. Немыслимых обводов, невиданной, суперсовременной формы.

Смотрит на него с восхищением матрос-официант, смотрит уважительно моряк-капитан. Смотрят Сергеев и Анна.

Теплоход проходит очень близко, слышно его ровное, уверенное дыхание. Видны иностранные флаги и золотые надписи на бортах, роскошная жизнь идет на освещенных палубах.

Теплоход удаляется — и на мощной волне, ударившей от проплывшей горы, как лодочка закачалась яхта.

Анна провожает теплоход взглядом, ежится.

А н н а: Холодно что-то стало…

«Анита» с зажженными огоньками плывет в густеющих сумерках.

Анна и Сергеев сидят в крохотном баре у кормы.

Матрос-официант — теперь он бармен — готовит пару коктейлей, поглядывая на маленький телевизор, где вещает диктор новостей.

«…Лидер самопровозглашенной Республики Ичкерия в эксклюзивном интервью агентству Интерфакс заявил…»

С е р г е е в: Можете отдохнуть в каюте.

А н н а: Уже теплее. Я хочу выпить.

Бармен ставит перед ними коктейли, Сергеев кивает, и бармен, прежде чем уйти и приглушить телевизор, задерживается — дослушать следующее сообщение:

«…нашумевшей „пирамиды года“. Как нам сообщили в пресс-центре МВД, организаторы этой финансовой аферы — двое мужчин и женщина — действовали под чужими именами и в настоящее время находятся в розыске. Напоминаем, что преступной группе удалось получить от доверчивых вкладчиков свыше трехсот миллиардов рублей… Далее в нашем выпуске…»

Бармен убирает звук и уходит.

Переведя взгляд на Сергеева, Анна тянет коктейль.

А н н а: Вы часом не из этой группы? Яхты, экипажи, недвижимость. Признавайтесь, я никому не скажу.

Сергее в: Я же волшебник, мне это денег не стоит.

А н н а: С такими миллиардами я бы тоже творила чудеса.

С е р г е е в: Завидуете той женщине?

Анна качает головой.

А н н а: Нет. Для этого надо прожить другую жизнь… (Помолчав.) Однажды я лежала больная, около окна, было лето, и вот на раме из личинки вдруг вылупился мотылек. Такой еще влажный. Бабочка-однодневка. Он заполз в угол и сел там, расправив крылышки. Так просидел до вечера. А вечером умер.

С е р г е е в: И не летал?

А н н а: Не догадался. Он думал, что сидеть на раме, — это и есть жизнь.

С е р г е е в: А может, просто не знал, что он бабочка-однодневка? И думал, что впереди еще целая вечность?

А н н а: Это, в сущности, одно и то же… Главное, что вечер приходит внезапно, и вдруг понимаешь, о чем не догадывался всю жизнь. Как мотылек — о том, что должен летать… Знаете, почему мне так хотелось поверить, что это были вы? Потому что оказалось, что я самая обыкновенная слабая женщина, которой больше всего нужен защитник и хозяин… а хозяин пропал, а может, его и вовсе не было. И вот я хожу и заглядываю всем в глаза — как та собачка: ты кто? Эй, человек! ты не хозяин ли?..

Анна умолкает, увидев, с каким взволнованным пониманием слушает ее Сергеев. Улыбается.

А н н а: Вот какая жалобная история! А мы вот с вами так хорошо, оказывается, понимаем друг друга, почти родственные души — и почему-то до сих пор на «вы». (Она поднимает бокал.) Давайте — на «ты»!

Они пьют на брудершафт и целуются.

Поцеловав, Сергеев не отпускает Анну, глядит в ее вдруг повлажневшие глаза.

Анна (тихо): Ты не хозяин?..

Боль и нежность захлестывают Сергеева, он порывисто прижимает Анну к себе и целует, горячо, долго…

Наконец они размыкают объятия.

Яхта, сбавляя обороты, разворачивается у смутно виднеющегося берега.

И вдруг берег ярко вспыхивает множеством огней. Светятся гирлянды лампочек между деревьями, горят фонари набережной. Режут тьму прожектора, высвечивая причал, мачту с флагом и площадку под нею — на которой все ярче разгорается большой костер.

Сергеев и Анна — зрители — сидят на почетных местах у костра.

На «сцене», в свете прожектора — выступающие, все в белых рубашках и пионерских галстуках, включая даже мрачного Сторожа от шлагбаума.

Р а д и с т (он с аккордеоном): И в заключение праздничного концерта — кантата-оратория в честь Королевы нашего костра! И!..

Он раздвигает меха и поет вместе с Официантом на мотив некогда популярной песни «Рула».

У моря, как в сказке,

На крае земли

Анютины глазки

У нас расцвели…

— Анюта, Анита, Анита, Анюта… — подхватывает хор.

Сергеев глядит на Анну и встречается с ее счастливым, благодарным взглядом. Вариации хора на тему «Анюты-Аниты» продолжается за кадром.

Радист (с заключительным аккордом): Ну а теперь, Королева, — достойно наше талантливое, но проголодавшееся звено сесть к костру?

А н н а (хлопая в ладоши): Достойно, достойно!..

У костра смех, пустеющие бутылки, печеная картошка, согретая выпитым атмосфера.

А н н а: Я и не знала, мальчики, что вы такие активные! Вы все молчали. Я даже думала, вы разговаривать не умеете.

В о з н и ц а: Мы, скажу по секрету, даже писать умеем.

Р а д и с т: И читать.

О ф и ц и а н т: Некоторые.

В о з н и ц а: Зато на трех языках.

Р а д и с т: Братцы, что за счеты — при Королеве! Анна, мы ждем вашего слова!