Аут. Роман воспитания - Игорь Зотов Страница 101

Возможно, подобное чувство испытывает к своему мужчине и женщина. Вот и я: воспоминание о том, как двое черных драли меня всласть на пляже под Нью-Йорком такой же черной, как их кожа, ночью, не отпускает и уже не отпустит меня. Как не отпустит и тот ночной запах: мочи, пота и расы – купаж, каких нет в мире слаще.

В лагере не было женщин, а если и появлялись, то ненадолго – то группа «врачей без границ», то командирская жена на пару ночей. После отельного безумства с Сиглой (что-то с ней стало?) секса у меня не было – одна мастурбация. И вот Роберту.

Открыто приставать я боялся – кто знает, какие тут нравы? Ограничивался зазывными взглядами да мимолетными прикосновениями. И он чуял, зверино чуял, как сильно я его хочу. Бедный мертвый Роберту!

На Жинито я наткнулся случайно, давно не заглядывал к мальчикам. Он сидел верхом на сломанной ветке акации и курил.

– Ты куришь, Жинито?! – воскликнул я.

Обернулся, услыхав свое имя, его взгляд показался непривычно мутным. Мне нравился Жинито, еще в Комати-Буш я приметил его, чуть застенчивого, но вместе с тем и невероятно озорного. Для своих десяти-одиннадцати лет он выглядел недоросликом, но грациозным, как юная импала.

Тогда меня, правда, вполне умозрительно, занимала идея сделать из мальчишек этаких новых янычар. Воспитать из круглых сирот новую элиту, призванную в недалеком будущем руководить государством, которое мы очистим от советской скверны. Я говорил об этом с Даламой. Он посмеялся, махнул рукой: отстань, не до детей.

Сначала дети в лагере были предоставлены сами себе, но затем Далама распорядился занять их. Они таскали дрова, ходили по воду, разгружали машины с продовольствием и оружием, чистили выгребные ямы – чернокожие золотари! – ну и все прочее.

Позже Мбота стал брать некоторых из них на задания, и мои воспитательные потуги пошли прахом. Мбота использовал мальчиков с предельным цинизмом, но эффективно. А одним случаем даже гордился. В каком-то смысле по праву.

Дело было на шоссе, ведущем из столицы к границе с ЮАР. Эту трассу, ввиду ее особой важности для режима, усиленно патрулировали бойцы правительственной армии, и совершить там нападение на колонну было практически невозможно. Пострелять из зарослей – да, но ничего серьезнее.

И тогда Мбота придумал гениальный в своей простоте план. И не менее гениальный по цинизму.

Со своим отрядом он стремительно подошел к шоссе всего за полчаса до того, как по нему должна была проехать колонна с гуманитарным грузом из ЮАР. Бойцы Мботы засели в буше в полукилометре от дороги. Ближе было опасно: их бы непременно обнаружила разведка – передовые отряды прочесывали все мало-мальски густые заросли вдоль дороги. Тем более что перед колонной обязательно летел вертолет, а то и два. Вперед Мбота выслал только двух хорошо обученных снайперов, они замаскировались неподалеку от обочины, и двух мальчишек, нагрузив их тяжеленными сумками со взрывчаткой, так что те едва передвигали ноги. Стоит ли говорить, что снайперы держали в прицеле как раз сумки.

Мальчишки вышли из буша, один перед головой колонны, направляясь ей навстречу, а другой в ее середине. Колонна шла медленно – километров 30–40 в час. Когда на пустой дороге показался мальчуган с тяжелой сумкой на голове, солдатики с бронетранспортера замахали ему руками и заулюлюкали – какое-никакое, а развлечение. Он остановился, поджидая, пока колонна приблизится, а сумку снял с головы и поставил рядом, прямо посередине дорожного полотна. Солдаты свистели, кто-то бросил ему апельсин. Бронетранспортер слегка притормозил. Когда до него оставалось метров пять-семь, мальчик неспешно направился к обочине, приспустил штаны и стал мочиться.

Восторг с брони!

А мальчик кубарем скатился вниз и метнулся в заросли. В эту же секунду раздается оглушительный взрыв, и чуть спустя – еще один, в центре колонны. Крики, паника, стрельба!.. А куда стрелять? – нет никого: мальчишек уже и след простыл в высокой траве, снайперов тоже. Вертолеты тщетно поливают огнем и металлом придорожные кусты.

Когда паника чуть стихает, а разведка, но бегло, слишком бегло! осмотрев окрестности, возвращается ни с чем, тогда и возникают как снег на голову бойцы Мботы. И палят, режут, кромсают…

С той операции они принесли в лагерь 94 отрезанных уха.

Я подошел ближе. И сразу распознал причину мутности – он курил травку.

– Жинито, брось! – воскликнул я и прибавил к словам жест крайнего недовольства.

Он вяло повернул голову, не понимая, чего я от него хочу. Как-то странно покачал головой и вдруг расхохотался. Это было страшно – он хохотал яростно и зловеще, кривясь в гримасе, словно деревянный божок с туземного рынка. Он клекотал.

Я схватил его за руку – тонкую, покрытую почти сплошь белесыми лишаями. Я выдернул его с ветки, выхватил окурок, бросил, растоптал.

– Не смей это делать, Жинито! Кто дал тебе эту дрянь?!

Он резко оборвал хохот, стал выкручиваться. Я держал его руку цепко, так что чуть не сломал ее, когда он дернул особенно сильно. Тогда он заорал, хрипло и громко, так что бойцы повылезали из палаток. Они увидели уморительную картину. Интересно, что они подумали. Что я хочу трахнуть бедного мальчика? Да?

Лагерь загоготал, весь, весь. Знаете, как хохочут негры? Они валятся на землю, катаются в конвульсиях, хохочут, хохочут.

Но ведь я и хотел его трахнуть.

Спустя какое-то время я поднялся и подошел к их столику:

– Hi! – улыбнулся.

– Hi! – нестройное трио.

Вблизи она оказалась даже еще красивей, если такое возможно: кожа матовая, темно-коричневая с легким апельсиновым оттенком, крупные миндалины глаз, точеные лоб, скулы и подбородок и ослепительная улыбка. Кого она напомнила мне… Марлен Дитрих. Только Мария была очень красивой Марлен. Черной Марлен. Зато теперь я по-новому смотрю фильмы белой Марлен. Это не сентиментальность, я до сих пор пытаюсь понять ее, мою ушедшую тайну. «Одним в любви везет, другим даже не стоит пробовать!..»

Я не мог оторвать от Марии глаз, вот и подружки захихикали. Они очень непосредственны, эти африканцы.

– Вы ведь летаете? – спросил я, чтобы сказать что-нибудь. – Не страшно? Все время в небе?

– Привыкли, – ответила одна из подружек.

– И вы тоже привыкли? – я спросил, глядя ей в глаза.

Она не ответила, только улыбнулась. Потом сказала:

– Спасибо, очень вкусное мороженое.

– Я рад. Откуда вы прилетели?

Я смотрел только на нее, и спрашивал только ее, а подруги с интересом наблюдали за этой игрой.

– Из Аддис-Абебы.

Голос с хрипотцой, бархатный, чуть хищный. Пантера.

– И когда снова в небо?

– Завтра.

– И я завтра. Вы не в столицу, случайно?