С жизнью наедине - Кристин Ханна Страница 10

Наутро они засучили рукава и принялись за дело. Лени с мамой убирали в домике. Подметали, мыли, скребли. Кухонная раковина оказалась «сухой» (водопровода-то не было), то есть воду сперва требовалось принести с протекавшего неподалеку ручья и вскипятить, а потом уже пить, готовить или мыться. Электричества не было. Газовые лампы висели на стропильных балках, стояли на фанерной столешнице. Под домом был устроен погребок площадью восемь на десять футов, не менее, вдоль его стен тянулись пыльные провисшие полки, уставленные грязными пустыми стеклянными банками и покореженными корзинами. Погребок они тоже вымыли. Папа же тем временем расчищал дорогу к дому, чтобы можно было привезти во двор оставшиеся вещи.

К концу второго дня — который, к слову, длился целую вечность, солнце все светило и светило, — уже в одиннадцатом часу, они закончили работу.

Папа развел на пляже — их собственном пляже — костер, они уселись на бревнах вокруг огня, ели сэндвичи с тунцом и пили теплую кока-колу. Папа набрал мидий и венерок, научил Лени с мамой их открывать. Они глотали склизкое содержимое раковин.

А ночь все не наступала. Небо окрасилось в густые лилово-розовые тона. Сквозь пляшущее рыжее пламя костра, над которым вились и мелодично потрескивали искры, Лени смотрела на сидевших под шерстяным одеялом родителей. Мама дремала у папы на плече. Папина рука любовно покоилась у нее на бедре. Лени их сфотографировала.

Папа заметил вспышку, услышал жужжание «поляроида», поднял глаза и улыбнулся.

— Мы здесь будем счастливы, Рыжик. Ты же это понимаешь?

— Ага, — ответила Лени и, может быть, впервые в жизни сама поверила в это.

* * *

Лени проснулась от стука: кто-то — или что-то — барабанил в дверь домика. Она выползла из спального мешка и отпихнула его, впопыхах опрокинув стопку книг. Внизу зашуршали бусины, послышались мамины и папины шаги: родители побежали к двери. Лени проворно натянула вчерашнюю грязную одежду и кубарем слетела с лестницы.

Во дворе стояла Марджи-шире-баржи с двумя товарками; позади них валялся на траве ржавый мотоцикл, а рядом был припаркован вездеход, груженный бухтами мелкой проволочной сетки.

— Здорово, Олбрайты! — весело проговорила Марджи-шире-баржи и махнула им широкой ладонью. — Я не одна, с подругами, — и указала на двух женщин.

Первая — словно эльф, ростом с ребенка, длинные седые волосы копной, а вторая высокая и худая. Все трое во фланелевых рубашках и грязных джинсах, заправленных в высокие коричневые резиновые сапоги, у каждой по инструменту: у одной бензопила, у другой колун, у третьей плотницкий топорик.

— Мы приехали вам помочь, — пояснила Марджи-шире-баржи. — Надо же с чего-то начинать. И привезли кое-что полезное.

Лени заметила, как нахмурился отец:

— Что же мы, по-вашему, сами не справимся?

— У нас тут так принято, Эрнт, — ответила Марджи-шире-баржи. — Уж поверьте: прочитай вы хоть сотню книг, все равно первая здешняя зима застанет вас врасплох.

Женщина-эльф вышла вперед. Худенькая, носик такой острый, что хоть хлеб режь. Из кармана рубашки торчали кожаные перчатки. Маленькая, но держалась уверенно.

— Меня зовут Натали Уоткинс. Мардж сказала, вы только что приехали и еще не освоились. Я тоже десять лет назад была новичком. Приехала сюда за мужчиной. Старая история.

С мужчиной мы расстались, но я здесь уже прижилась. Теперь у меня даже собственная лодка есть, хожу на рыбалку. Так что я понимаю, какая мечта привела вас сюда, но этого мало. Вам придется быстро всему учиться. — Натали натянула желтые перчатки. — Кстати, стоящего мужика я здесь так и не встретила. Как говорится, народу много, а выбрать не из кого.

Следом вышла подруга Натали. Высокая, гибкая, как тростинка, со светло-каштановой косой почти до пояса и блеклыми, как закатное небо, глазами.