Школа стукачей - Винсент Килпастор Страница 10

— Эй чо лезишь сюда! Нельзя здесь без белого халата! Ходи, ходи отсюда, нарядчик!

— Салам Мурод! Паллмалл будешь?

— О!

Мурод быстро забирает остатки моей пачки.

— Ты такой псё равно не куришь. Жрать будешь, наряд-чикь-чикь?

— Вобще-то можно было бы…

Мурод сам лезет черпаком на самое дно котла с обедом, и, зачерпнув одну только картошку с мясом, с брезгливой миной тянет мне:

— На! Кушай на здоровья!

Сажусь в углу зала и с ушами погружаюсь в процесс. Не завтракал сегодня, а ещё в бане напарился. Хорошо!

Я не замечаю, как в столовку входит художник промки — Мутанов.

Живописец артельного жанра. Вместо положенных читоз, Мутанов ходит в яловых сапогах. Это делает его похожим на рабочих — агитаторов с завода Михельсона.

Мутанов пишет плакаты типа «Выпустим больше калиш!», «Калиш — в каждую узбекистанскую семью» и «Отец, тебя дома давно ждут, не нарушай режим содержания!».

Брат Мутанова работает в спецчасти за зоной.

Спецчасть — это просто название такое страшное, а так они там считают, кому, сколько сидеть осталось, и кому, сколько по амнистии снять. Канцелярия. Иногда ошибаются, и держат какого-нибудь крестьянина на пару месяцев дольше положенной даты освобождения. Компьютеров у них нет, а человеку свойственно ошибаться.

Брат Мутанова иногда ныряет на промку и приносит всё, что нужно Мутанову-младшему. Поэтому он на всех положил. Он самодостаточен, этот Мутанов. И вечно укурен. Ни разу не видел его трезвым.

— Эй, нарядчик, не хуя себе, баланду что-ли жрёшь?

— Ну…

— Охуеть, что ты за нарядчик непутёвый! Баланду трескает! С такими-то возможностями? Ладно, оботрешься со временем. Если с головой дружишь. Пойдём в гости!

С сожалением выбрасываю остатки хаванины и иду за ним. Как и в большой жизни, в зоне знакомства и связи — основа основ.

Мастерская у Мутанова размером, наверное, с кабинет хозяина.

Весь второй этаж над котельной. Думаю, у да Винчи и то такой мастерской не было.

Машка в красном углу, под описью, как положено. Кровать. Все путём, как на курорте.

В углу мольберт — какая-то больно прилизанная копия «Ирисов» Ван Гога.

Мутанов копирует Ван Гога. Получается Мутант Ван Гога. Все похоже, мазок-в-мазок, а мёртвые эти ирисы мутановские. Неживые.

Пока я думаю о Ван Гоге в Попе, Мутанов приколачивает «беломорину».

— Пыхнешь, нарядчик?

— А давай! Что же, с хорошим-то человеком…

Упаливаемся.

Это не дильшодский окпар, но тоже хорошая травка, весёлая я бы сказал, дрянька! С искоркой с такой дурька!

— Рисуешь?

— Не, Бог не дал!

— Готовишь?

— Ну так… Кое-что могу…

Мутанов высыпает из принесённого из столовой бачка картошку, мясо и лук.

— Хуярь.

Волнуясь, как на экзамене в кулинарный техникум, я все режу и делаю жарган. Школа Дильшода. Бессмертные папские рецепты.

Сюита для картошки с маркошкой.

— А ты не козел случайно, нарядчик? Смотрит на меня с прищуром Феликса Эдмундовича, мол «насквозь ваше гнилое племя вижу!».

— Да Боже упаси!

— Смотри, знаешь, ведь, где мой брат работает?

— Да.

— Вот. На меня стучать бесполезно. Бес-по-лез-но! Понял?

— А я и не стучу. С чего ты взял, что я стукач? Оснований нет!

— Пока. Пока не стучишь. Какие твои годы — всё ещё впереди. Это я тебе на будущее разжёвываю, понял?

— Понял.

— За что сидишь?

— Лаве спиздил. Поймали. Теперь сижу вот.

— Так ты крадун, нарядчик. А ещё в институте учился! Ай-яй-яй.

Ладно. Проехали. К делу. Чем ты от меня на съёме отличаешься?

— Не понял? В каком смысле, отличаюсь? Чем? Последний с промки выхожу. Перекличку делаю.

— Ну а ещё?

— А я хуй его знает что ещё! Я блять кроссворды не люблю. Мозгов нет! Не грузи меня, брат-Мутанов.

— Поэтому и жрёшь баланду в столовке, как чмо. Мозгов нет! Плохо! Ладно, не грузись. Шучу. У тебя на съёме козырное отличие есть от меня — чемодан. Карточки твои тряпичные! Его на съёме никто не открывает. Груз на жилую сможешь отработать?

— Что? Какой груз? Серьёз?

Мутанов показывает шпонку с шишками. Коробка где-то четыре, не больше.

— Мелкий серьёз. В незначительных размерах. Максимум пятнадцать суток.

— А мне с этого?

— Ужин на жилой, отсыплю накуриться и ещё обед здесь завтра.

Скажем баланде наше твёрдое «нет!»

— А ну как еслиф обедать я завтра уже в ШИЗО буду?

— Не ссы. Веди себя на съёме раскованно, и нахуй ты кому нужен!

Заходишь в жилую последним, надзоры уже почти тысячу человек ощупали, заебались, проскочишь на ура. Как по-маслу.

— Не знаю. Не знаю. Запально.

— Съём пятнадцать минут — делов! Хули думать? Я тебе тут не дам пропасть. Будешь ехать как у Христа за пазухой. Просто если спалят, скажи — в бане нашел. Кто-то потерял — ты нашел. Делов! Нас уже посадили, понимаешь? Чего ссать-то теперь?

Мне закрадывается дьявольская мысль крысануть из шпонки Мутанова, увеличив, таким образом, прибыль от всей операции. Рискну, зато неделю потом с бодрым настроем проведу. Или две недели в изоляторе. А там хоть отосплюсь по человечески. Оптимистом надо быть.

— Хуй с ним, давай. Рискну.

— Держи и дёргай отсюда. Пусть нас по-меньше вместе видят. Прикольно. Повод козлам не дадим. Мы ща с тобой закрутим бизнес!

Скоро Новый Год, все тариться кайфом будут. Закон спроса и предложения, нарядчик!

Спрятав шпонаря в носок, замирая от страха, иду в штаб промзоны, там на втором этаже мой ТБ. Из-за скуренной травы всю дорогу меня душат измены.

Мне кажется, шпонка торчит из носка и все её видят метров за сто.

У самого штаба она вдруг начинает двигаться, и всё пытается выскользнуть наружу. Ссука! Ужас-то какой, Господи!

Самопроизвольные поползновения шпонки несколько искажают мою походку. Иду как с ломом в жопе, простите за смелую метафору.

Слава богу, хоть Урина с его башибузуками нет. Ушли на обход. У тех глаз намётанный. Полицейский глаз. Сейчас враз бы на пузырь заработали!

Обиженный по жизни Лукман озадаченно смотрит мне вслед. Он — то чо уставился? Неужели выкупил? Пасёт за всеми, скот! Я со своим раздолбайством спалюсь в ближайшие часы.