Мачо - Надежда Нелидова Страница 10

Мальчик раздражённо лёг на раскладушку, лицом вниз…

Лобастый малыш, его любимец, снова упрямо и бесстрашно встал в проходе.

– Витя, – сказал он басом уважительно. – Танька нам загадала загадку и над нами смеётся, хитрая.

– Ну, давай свою загадку, – буркнул мальчик. Он не без удовольствия оторвался от учебника. Из-за шкафа, осмелев, вышли братишка с сестрёнкой.

– Вот слушай, Витя. Будто в лесу живут два волшебника-близняшки. И будто они подрались, и один волшебник погнался за другим! А первый увидел домик и спрятался туда! И дверь захлопнул! А другой говорит: «Я волшебник, чурики, дверь, открывайся!» – А который спрятался: «Я волшебник, чурики, дверь, не открывайся!» Что дверь сделает?

– У кого волшебства больше, того дверь и послушает, – подумав, сказал мальчик.

– Они близнецы. Значит, одинаковые, – напомнил лобастый малыш.

Мальчик усмехнулся. Ему тоже стало интересно: что же двери-то бедной делать? Хоть разорвись, вот попала в ситуацию. Он нервными штрихами набросал домик и драчливых волшебников – одного, подпирающего дверь изнутри, и другого, взламывающего её снаружи.

– Здорово, – восхищённо сказал малыш, следя за ручкой.

Старший брат сказал:

– Дверь откроется и этим угодит первому волшебнику. Но откроется ровно настолько, чтобы драчун не сумел проникнуть в домик. Так, что ли?

– Витя, ты, наверно, самый умный в школе.

Перед сном он читал «Золото бактрийских царей» из подшивки старого журнала-ежегодника. У них когда-то половина материной зарплаты уходила на периодику.

«…Под манжетами на запястьях рук мы обнаружили массивные золотые браслеты. Золотые, весом в полкилограмма, браслеты были надеты на щиколотки ног. Почти двухметровый гигант был облачен в богатые одеяния, сплошь затканные золотом».

Цветные фотографии демонстрировали царскую роскошь. Багряный фон эффектно оттенял тёплый тусклый блеск жёлтого металла. Мальчик вцепился в журнал так, что косточки пальцев у него побелели. От волнения он задыхался, то бледнел, то нежная розовая краска заливала его лицо и шею. С ним мог случиться припадок. Войди к нему кто-нибудь – он завизжал бы и набросился, колотя, куда попало. Именно в такие минуты, когда мать просила вынести мусорное ведро, он кричал в истерике:

– Отстань, отстань, отстань, ненавижу всех, сволочи! – обессилено падал на раскладушку и рыдал.

О, не нужно было ему это золото! Если хотя бы один человек в мире догадался, что творилось в его душе! Сумрачные гробницы, кровавая марсианская пыль, чёрная дыра Бермудского треугольника, илистое зелёное дно Лох-Несс и занесённые высокогорными снегами косолапые следы йети не давали ему покоя. Он не понимал, как можно сидеть у телевизора в кресле, вытянув ноги в шлёпанцах. Ему не терпелось стать пылинкой в поле магнитных вихрей, и изучать всасывающие в себя всё на пути алчные хоботы торнадо, и кануть в гигантскую воронку на дне океана. И, после месяцев бесплодных поисков и разочарований, найти и заглянуть под низкий косматый лоб в зелёные звериные глазки снежного человека. О, как многого ему хотелось!

Он видел себя членом экспедиции, расшифровывающим пиктограммы, оставленные НЛО на злаковых полях. Он спускался в холодные недра Марианской впадины, где высоко вверху оставались серебристые облака воздушных пузырьков, а внизу начиналось царство причудливых прозрачных, самых невероятных расцветок существ, могущих быть одновременно глубоководными рыбами и хищными растениями. Из батискафа наблюдал схватку огромного кальмара с кашалотом и выдерживал нападение белой акулы. А в северном море фотографировал гигантских полярных медуз, а на берегу Амазонки писал увлекательный дневник о пираньях.

В мире было столько белых пятен, а люди были так ленивы и инертны.

Материна подруга Клавдия работала в институтской библиотеке, и он имел доступ в святая святых, дальнюю комнатку. Там весь день горело электричество, библиотекарши пили чай с дешёвым печеньем, и там хранились редчайшие старинные экземпляры географических книг и журналов. Мальчик втискивался куда-нибудь в уголок и жадно читал записки путешественников-первооткрывателей.

Он уже не мог ограничиться тем, что на уроке их бегло знакомили с теорией Дарвина, он слишком много знал, чтобы доверять на слово. Ему непременно самому нужно было наблюдать все стадии превращения узконосой обезьяны в человека, и он фантазировал, с увлечением выстраивая в уме этот процесс. И тогда учитель делал замечание за рассеянное поведение и писал в дневнике.

Мальчик заставлял себя слушать урок, но не выдерживал и усмехался: как скудны были познания учителя, полученные им в его жалком институте! Когда он читал о бактрийских царях, он сам был богачом и безраздельно владел сокровищами Тилля-Тепе. Он надрывался в душе от хохота над одноклассницами, которые унизывали пальчики убогими граммовыми кольцами и вставляли в уши штампованные сережки. Он был богаче их в тысячу раз!

Но он стискивал зубы и дрожал, слушая рассказы одноклассника, вернувшегося с родителями из командировки в ЮАР. Многие его сверстники успели побывать за границей. Но он смотрел на них свысока: рослых, спортивных, дёргающихся и топчущихся на танцульках с красивыми глупыми одноклассницами.

Мальчик презирал танцы. Впрочем, изредка у себя за шкафом он делал телодвижения, напоминающие танцевальные па, и даже напевал под нос «ру-ри-ра». Но он бы умер от стыда, если бы кто-нибудь увидал его за этим занятием. Чем больше он презирал одноклассников, чувствуя свою исключительность, тем больше страдал, зная, как сутул, прыщав, бедно одет и одинок…

В эту ночь он читал «Жизнь среди слонов». Читал он очень быстро, но в отдельных местах, словно слепой, водил по строкам пальцем. Потом охватывал руками голову и задумывался.

«Мы могли мечтать, ставить на карту жизнью. Мы умели встречать трудности, удары судьбы, могли бросить вызов миру и смеяться над ним. Мы жили в гуще жизни. Со сладострастием умывались первым дождём. Ветер бросал нам в лицо пыль. Солнце палило нас от зари до зари. Но они несли нам музыку дикой жизни…»

Его поразило: как до сих пор такая простая, простейшая, как амёба, мысль не пришла в голову раньше?! Мальчик возбуждённо вскочил, начал ходить. И точно споткнулся, обвёл комнату взглядом. Ему пришло в голову, что последнюю ночь видит продавленную раскладушку, приёмник, этажерку. И он подошёл к платяному шкафу, отделяющему его комнату от детской, где посапывали малыши, и прижался к нему лбом, как маленький.

На антресолях было душно. Накинув куртку, мальчик сбежал вниз и вышел на тёмную холодную лестничную площадку. Такие площадки точно задолго предчувствуют гибель домов под снос.

Напротив пыльная соседняя дверь была заперта. Она была заперта почти всё время, сколько помнил мальчик. Здесь жил геолог, и приезжал он раз в год. Тогда лестничная площадка оживала. Приходило много шумных высоких мужчин и красивых душистых женщин, и даже во дворе пахло жареным мясом, апельсинами и мужественным дымом сигар.