Ветер противоречий (сборник) - Сергей Телевной Страница 10

— Ха, спирохета бледная, еще раз вякнешь, твои пуговицы выколупаю, поняла?!

Мама Таня от возмущения вытаращила водянистые глаза. Аде аномально захотелось самой выткнуть эти бельевые пуговицы Татьяны. Да и этой лахудре тоже заткнуть хлеборезку.

— А ну, молчать, мля!.. — это Иван Иванович, коршуном свесившись со второй полки, рявкнул на скандалисток. — Что детей пугаете, мамаши сраные!

Сраные мамаши примолкли, как бы прислушавшись. Иван Иванович зачислил это на свой счет. Но на самом деле остановился поезд. Оказалось — на бойкой станции.

Все высыпали на перрон. Размять конечности и купить копченой рыбы, которой была знаменита станция. Рыба жирным золотом отягощала лотки и подносы местных торговцев.

— Кому жерех, кому сом, кому… с яйцом? — зазывал торговый люд исходящий слюной вагон.

— Рыба золотая, во рту тает! — местный фольклор такой, что ли?

Ада в вагоне осталась одна со своими преступными намерениями похитить девочку-попрыгунью. Только глухонемой разносчик смеси эротики с интеллектом поспешно собирал разложенных накануне по полкам глянцевых бабенок и кроссворды для весьма непритязательных умов.

Он пристально посмотрел на Аду и отвел глаза. Глухонемой увидел в этой дородной женщине воровку, очевидно, железнодорожного белья и легкодоступных дамских сумочек, неглубоко спрятанных под мятые подушки.

Ада, в свою очередь, решила, что глухонемой — вовсе не глухонемой. Продажа бессовестных газет и кулинарных календарей — побочный бизнес. А на самом деле он… Кто же он?

Может, мальчик по вызову для неудовлетворенных сорокалетних матрон, вырвавшихся на курорт один раз в пятилетку и уже пропитанных желанием? Считается же, что эти ущербные неутомимы в любовных утехах.

Разносчик интеллекта именно такую матрону увидел в лице Ады. Он плюхнул ей на полку глянцевых откровенностей неприличных размеров, а сам выжидающе уперся огнеупорным лбом в вагонные поручни.

— Пошел вон, животное… — прошипела Ада, плотнее сжав коленки.

Животное по артикуляции Ады курс поняло верно и пошло. Однако оставив на ее полке «литературу».

Ада растерялась, перестала думать о попрыгунье, которую хотела похитить. И судорожно соображала, что делать с пачкой похабщины. Спрятать под подушку?

В вагон возвращались первые отоварившиеся пассажиры. Ада метнула глянцевую гадость на общий столик и притворилась спящей.

Плацкарт огласился воем пятилетней попрыгуньи. Она имитировала плывущую рыбину, зажав между ладоней сухого леща. При этом завывая, как пожарная сирена.

— Это мы плывем по реке, — сообщала девчушка вагону и выплеснулась с сухой рыбиной на мелководье нижней полки.

— Куда ты прешь с рыбой в постель?! — возмутилась мать Лолита.

Расторопная попрыгунья сунула плоского леща под подушку, где затаился украденный ею фломастер.

— О, это что? — Лолита бегло пролистала клубок журнальных тел. — А ну брысь отсюда, тебе это нельзя, — цыкнула она на дочку.

Ада вскипела на верхней полке:

— Что ты, сучка, ребенку показываешь?! — возмутилась она.

— О! А это еще что за мымра?

— Сволочь, — прошипела Ада.

Иван Иванович, озолотившийся копченым жерехом, истекал слюной:

— Эх, сейчас рубанем, — обратился он, скорее, сам к себе. — Ну-ка давай, стели газету.

Сплетение тел уступило место на столике золотому жереху, и все предались чревоугодию.

Дембель звенел пивом: «Наливай!»

Пластилиновая Таня с мамой Таней шуршали целлофаном, пакуя дары привокзального сервиса.

— Вот папа обрадуется. Он любит рыбу, — сообщали друг другу две Татьяны семейные тайны. — И бабушке тоже дадим?

— Конечно, вот эту маленькую, — уточнила мамаша.

— А почему маленькую? — удивилась пластилиновая Таня.

— А золотая рыбка большой не бывает.

Ада на второй полке отгородилась от пошлости и запахов простыней и окунулась в свои криминальные думы.

Хотя почему криминальные? Девочку нужно вырвать из этого бедлама. Ей будет лучше, чем с этой шалавой Лолитой. Ада уже знала, что девочка будет учиться в гимназии с экономическим уклоном. И английский будет изучать по особой программе.

Поезд содрогнулся на очередном стыке. Иван Иваныч отвлекся от рыбьего жира и бросил удовлетворенный взгляд в окно. Там лирически проплывала березовая роща.

— Сколько березовых веников можно было бы навязать, — вздохнул он.

— А на фига они тебе! Ешь вон рыбу, пей пиво. Я угощаю, — дембель из горячей точки запустил пятерню под ягодицу Лолиты. Он ощутил предел счастья, и березовые веники казались ему излишеством.

— Это же какой бизнес! В Москве веник, может, два доллара стоит.

— Че, пять бутылок пива? — перевел дембель на внутривагонную валюту березовые веники. — Тогда конечно! — и опустил косичку аксельбанта в рыбий жир.

Поезд въехал на гулкий мост над серебристой рекой, утробно погрохотал, оглашая сельские просторы. Недалекий трактор с косилкой взбрыкнул на краю покоса и в восторге выпустил из трубы облачко дыма.

— Теплится еще жизнь на деревне! — с удовлетворением отметил Иван Иваныч. Он тоже ехал в родное село — проведать мать да братьев-сестер. А может, там и остаться. Городская житуха ему поднадоела. Завод чахнет, уважения — никакого, жена запилила. Да и с Катькой, сельсоветской бледной поганкой, разобраться надо бы. Писала как-то сестра: «Приезжай, Ваня, в сельсовет выберем, ты ж институт имеешь. Катька-то сельсоветская зажралась совсем. Старух местных обижает, дома ихние по дешевке скупает, да пришлым инородцам продает. Приезжай, Ваня».

— Может, и правда, присмотрюсь, останусь в родной деревне, — размышлял Иван Иваныч, почесывая под простыней пятки. — Построю там демократию суверенную.

— Мама, почему поезд дрожит? — вжалась в купейную перегородку Таня-дочка. Ее бездарная мамаша, упаковавшая все копчености, кроме запаха, ответила с перепугу и невпопад:

— Работа такая.

Ада в очередной раз смогла убедиться, что мама-Таня-в-лосинах — окончательная дура, и это не могло не отразиться на ее дочке:

— Гены пальцем не заткнешь, — произнесла она ставшую народной мудрость. Эта уверенность окончательно разубедила Аду украсть пластилиновую Таню.

Лолита, между тем, потянула дембеля в тамбур:

— Пойдем свежего никотинчика вдохнем.

— Щас!.. — дембель распушил аксельбанты, поправил ремень и ниже пояса — а-ля Майкл Джексон. — У нас в горячей точке… — и отправился за Лолитой.

Поезд снова забил мелкий озноб.

Тягучий скрежет тормозов пронзил вязкую материю ветра, наслоившегося в ложбине.