Шпионы - Майкл Фрейн Страница 10

– Миссис Элмзли, вы конечно же не забыли вытереть пыль за часами в столовой?.. Тед, милый, я иду по магазинам, надо кое-что купить для Ди. Тебе что-нибудь нужно? Кстати, на диво дружно взошел салат, ты просто молодец… Ну-ну, дамы. Не надо толкаться и отпихивать друг друга. В очередь, пожалуйста, в очередь. Приготовьте продовольственные карточки…

Таким же фальшивым кажется мне теперь ее преувеличенно веселый тон, когда по дороге от курятника к дому она вдруг оборачивается, видит, что мы, укрываясь то за сараем, то за беседкой, следуем за ней, и шутливо произносит:

– Бах, бах! – Это она изображает, что палит в нас из воображаемого ружья – будто мы еще совсем малыши. – Все, обоих наповал!

Притворяется, что играет в невинную детскую игру, а ведь на самом деле она среди нас чужая и постоянно наблюдает за всеми холодным сторонним взглядом.

Впервые за все время я внимательно вглядываюсь в миссис Элмзли. Прежде мне не приходило в голову спросить себя: почему у нее усы, посреди лба бородавка и почему она разговаривает так тихо…

И еще: вправду ли тот «мистер Хакналл», которому звонила мать Кита, – настоящий мистер Хакналл из мясной лавки, всем известный шутник и балагур в окровавленном фартуке? А даже если это он, то его связь с выявленной шпионкой наводит на мысль: не пора ли нам заняться и им? Помню, как, стоя в нескольких футах от прилавка, он швыряет куски мяса на весы и для смеха во все горло распевает:

– «Если б на всем свете осталась ты одна…»

И перебрасывает блестящие латунные гири из руки в руку, будто жонглер булавы.

– «Только бы ты да я…» – И вдруг кричит кассирше: – Миссис Хакналл, с этой милой дамы причитается два фунта и четыре пенса. Следующий, пожалуйста…

Как и мать Кита, он разыгрывает спектакль, пытаясь скрыть свое истинное нутро. И, если уж на то пошло, что на самом деле означают «бараньи отбивные»? Во всяком случае, когда около полудня на массивном велосипеде, с табличкой «Ф. Хакналл „Мясо для всей семьи“» на раме, приезжает рассыльный, как можно достоверно узнать, что в маленьком белом свертке, который парнишка достает из огромной корзины над крошечным передним колесом, и впрямь находятся бараньи отбивные?

Все, что прежде казалось нам само собой разумеющимся, теперь вызывает вопросы. Ведь даже то, что видишь собственными глазами, по зрелом размышлении оборачивается чем-то совсем иным, чего ты на самом деле и видеть-то не мог, и сразу возникают всякого рода предположения и версии.

К тому времени, когда мать Кита велит ему мыть руки – пора к столу, – а я бегу обедать домой, в нашем журнале наблюдений набралось уже немало улик. Я, не жуя, глотаю вареную картошку с солониной, сбрасываю вареную брюкву в миску с объедками для свиней, а голова моя занята одним: сегодня днем нам предстоит новая, более рискованная стадия расследования. Когда мать Кита уйдет к себе наверх отдохнуть, мы намерены пробраться в гостиную, снять в прихожей зеркало, висящее рядом с одежными щетками и рожками для обуви, и тщательно осмотреть ее пресс-папье на письменном столе: она же обязательно промокает письма, оставляя на пресс-папье отпечатки, которые с помощью зеркала будет очень легко разобрать. А если это вдруг не получится, мы возьмем со столика в прихожей фонарик и высветим следы чернил на промокательной бумаге.

До меня смутно доходит, что мама пристает ко мне с расспросами – кажется, на давно знакомую тему. Ну да, завела, как обычно:

– Ты там не надоел хозяевам? Каждый день ведь ходишь к Киту.

– Нет, – бурчу я.

Рот у меня набит манным пудингом. Кит никогда бы не позволил себе разговаривать с набитым ртом, да и я тоже, будь я у него в гостях.

– Надеюсь, ты сегодня туда больше не пойдешь?

Кажется, я оставляю этот вопрос без ответа. Помоему, я вообще даже не гляжу на нее. В ней чувствуется такая беспросветная заурядность, что и существование-то ее трудно заметить.

– Полагаю, его матери иногда хочется просто от вас отдохнуть. Чтобы вы не вертелись постоянно у нее под ногами.

Я загадочно усмехаюсь. Если б она только знала!

– Почему бы тебе разок не позвать Кита к нам? Поиграли бы здесь.

Она ничего не понимает, а объяснять я не собираюсь. Дожевывая пудинг, я вылезаю из-за стола.

– Куда ты идешь?

– Никуда.

– Не к Киту ли?

– Нет.

Я и в самом деле туда не иду – сейчас не иду: мне у них появляться нельзя, пока его отец не кончит обедать. Я выхожу за калитку, надеясь, что найду с кем поиграть, коротая время. Может, там слоняется Норман Стотт, рассчитывая, что я тоже от нечего делать выйду на улицу. Или в свой палисадник выбегут близняшки Джист, чтобы попрыгать в бесконечные «классики». Меня так и подмывает рассказать кому-нибудь о нашем потрясающем открытии и новых, необычайно важных занятиях. Вернее, даже не рассказать, а только туманно и загадочно намекнуть. Нет, даже и намекать не буду, буду просто молчать, сознавая, что им про нашу тайну ничего не известно. Я мысленно представляю, как Ванда и Венди обмениваются очередной мимолетной заносчивой улыбочкой, смысл которой понятен лишь им двоим, а я, перехватив ее, буду думать про свой секрет, несравнимо более важный, чем все, о чем они шушукаются. Или стану бродить, волоча ноги, рядом с Норманом, тщательно скрывая от него, что на самом деле давно оставил это детское времяпрепровождение.

Но ребята, как один, еще сидят по домам и обедают. Я обхожу весь Тупик. Даже трехколесный велосипед братьев Эйвери одиноко скучает в лужах машинного масла, все три колеса на месте – легкая добыча для немецких солдат, если им случится пройти мимо. Поскольку никого другого вокруг нет, я, возможно, перекинусь парой слов с Барбарой Беррилл. В самый неподходящий момент она всегда тут как тут, преувеличенно, по-девчачьи жеманничает и неестественно жестикулирует. Сегодня я с удовольствием облил бы ее еще большим презрением, чем обычно, но, как на зло, ее нигде не видно.

Я осторожно наблюдаю за домом Кита, надеясь услышать посвистывание мистера Хейуарда или уловить другие признаки того, что обед позади и жизнь пошла своим чередом. Ничего. Тишина. Лишь сдержанная безупречность самого дома, его естественное превосходство, которое прочим домам в Тупике остается лишь признать и относиться к нему с должным почтением. А теперь у этого дома появилось еще одно преимущество, не известное никому, кроме нас с Китом, – надежно скрытая в самой его глубине значительность, о которой никто никогда не догадается.

Хорошенький сюрприз ожидает всех обыкновенных, скучных жителей Тупика – мою мать, Берриллов, Макафи, Джистов, – и очень даже скоро!

Но еще больший сюрприз ждет, конечно, тетю Ди: когда на ее глазах полицейский слезет с велосипеда у дома миссис Хейуард, это будет означать, что теперь уже некому станет приглядывать за Милли или покупать для нее продукты. Тут меня осеняет, что Киту тоже придется несладко: его мать увезут, а он останется с папой, и они будут жить только вдвоем. Обед Киту будет готовить миссис Элмзли – естественно, если ее не арестуют вместе с матерью Кита. Однако, сам не знаю почему, я никак не могу представить, чтобы миссис Элмзли, усатая и бородавчатая, выставила к чаю шоколадную пасту. Да и позволит ли она мне остаться у них на чай?