Сад Лиоты - Франсин Риверс Страница 10

Ничто не ново под Луной.

Иногда она чувствовала себя Томом из фильма «Подглядывающий» [4]или вуайеристом, украдкой наблюдающим за личной жизнью других людей. Ладно, почему бы нет, если собственная жизнь такая скучная? Она усмехнулась, представив, какие вопросы могли бы сорваться с языка того, кто отважился бы заглянуть в ее окно: «Что эта старая развалина делает за столиком в углу? Или перед телевизором, или в ванной комнате? Или в кровати, ворочаясь по ночам без сна, потому что почти весь день проспала в кресле?»

В одном из ток-шоу Лиота услышала, что люди должны тренировать свою память. Поскольку она уже не могла упражнять свое тело, она решила, что будет напрягать свою память, поэтому она увлеклась кроссвордами и изучением немецкого по книге, которую Бернард купил для нее сразу после их свадьбы. Жаль только, что она не занялась штудированием языка раньше. Это помогло бы ей наладить свои отношения с мамой Рейнхардт. Как бы там ни было, она все еще поддерживала свой мозг в рабочем состоянии. В последнюю очередь ей хотелось бы обнаружить, что у нее развивается старческое слабоумие или, чего доброго, болезнь Альцгеймера. И тогда, Господи помилуй, в один прекрасный день она уйдет из дома и начнет бесцельно бродить по улицам Окленда. В конце концов, она потеряется и заснет на чьем-нибудь пороге. Бедной Эйлиноре и Джорджу сообщат по телефону, что их несчастная старая мать ополоумела и заснула на скамейке в парке.

Возможно, это привлечет их внимание.

Одна ее старая подружка, с которой она вместе работала, была вынуждена из-за детей переехать в Чикаго. В одном из писем Китти Лундстром рассказала, что как-то раз она вышла погулять ярким солнечным днем и чуть не умерла от переохлаждения на пороге дома, прежде чем ее нашли дети. Она описала Лиоте свое состояние.

Светило солнце, но потом вдруг поднялся ветер. Разумеется, мне говорили что-то о ветре (ведь Чикаго называют «городом ветров»), но я никак не могла предположить, что бывает такая стужа. Я присела на ступеньку и не смогла встать. От крыльца тянуло таким холодом, будто я опустилась на медную скамью на Южном полюсе. Я подумала, что моя спина превратилась в ледышку. Мои вставные челюсти намертво смерзлись, и я не могла открыть рот, чтобы позвать на помощь. По-моему, все, кто проходил мимо, думали, что милая старушка сидит на пороге и улыбается, не желая расставаться со своими счастливыми воспоминаниями, тогда как губы мои фактически примерзли к деснам!

Как она смеялась над этим письмом! Китти всегда писала о чем-нибудь веселом. Как-то раз она написала о своей поездке в Аризону с группой пенсионеров.

Они говорили, что летом ехать туда дешевле. Теперь я знаю почему! Мне было так жарко, что я купила купальник и совершенно не беспокоилась о том, увидит ли кто-нибудь мои старые морщинистые ноги. Так хорошо мне было. Зачем, спрашивается, кому-то взбрело в голову нагревать бассейн в Аризоне?

Как-то раз открытка, которую Лиота послала подруге на Рождество, вернулась с надписью на конверте. Кто-то написал разборчивым почерком: «Скончалась» и поставил на обратный адрес жирный чернильный штемпель с оттиском «перста указующего».

Скончалась.

Вот так закончилась их дружба, длившаяся полвека.

Скончалась.

Какое холодное, бесчувственное слово. В ее воображении оно никак не вязалось с Китти, отличавшейся проницательным умом и оптимизмом. Все годы, особенно когда мама и папа Рейнхардт были живы и Лиота работала, она считала подругу Божьим даром. Они с Китти работали под началом человека мягкого нрава. Два его сына служили на Тихом океане, поэтому он приглашал на работу жен военнослужащих. Ее с Китти связывало то, что они обе были молоды, у обеих мужья воевали. Но не только это. Подруга умела дать Лиоте нужный и умный совет, выслушав ее горькие признания о неурядицах с мамой Рейнхардт.

Слезы потекли по щекам Лиоты.

Господи, как же я скучаю по Китти. У меня больше никого нет. Видимо, ее погубила эмфизема. Я всегда ей говорила, что курение вредно для всех без исключения. Она начала курить во время войны, а потом не захотела бросить, решив, что с сигаретой выглядит безумно элегантной.

Она тряхнула головой, словно пытаясь прогнать тяжелые думы. Китти не прожила в Чикаго и года, дети поместили ее в больницу для престарелых. В своих письмах оттуда подруга шутила: «Я и моя кислородная подушка обрели новую жизнь. Помнишь, как мы, бывало, после работы бродили вокруг озера Мерритт и уже к концу прогулки оживали, словно маргаритки? Теперь я могу прогуляться, да и то с превеликим трудом, от своего кресла до ванной. Единственное упражнение, которое мне все еще по силам, — это писать письма. До тех пор пока мои пальцы елозят по бумаге, записывая мою болтовню, я чувствую, что живу».

О, как же было им весело в дни их молодости, когда они вместе ходили в кинотеатр и смотрели такие фильмы, как «Вне подозрений», «Дурная слава», «Джильда». Несколько раз они ездили в Сити, в Объединенную службу организации досуга войск, и вместе с солдатами, находившимися в увольнении, заслушивались Гленном Миллером и Гарри Джеймсом, а потом всю дорогу домой заливались слезами, потому что им обеим казалось, что эта война никогда не закончится и их мужья никогда не вернутся домой.

И все же, в отличие от Лиоты, которая жила в страхе, что Бернарда могут убить, Китти шла по жизни как бесстрашный тореадор. Но жизнь нанесла-таки ей глубокую рану в тот миг, когда в ее дверь постучались солдаты и сообщили, что ее муж Джереми убит при исполнении служебного долга на острове Гвадалканал.

Китти познакомилась со своим вторым супругом, Альфредом Лундстромом, симпатичным голубоглазым моряком из Миннесоты, когда тот после полученного на южном побережье Тихого океана ранения вернулся на реабилитацию в Штаты. Они с Китти поженились практически через месяц после своего первого свидания и за несколько дней до отправки Альфреда в часть. Он вернулся с войны целым и невредимым, упаковал все вещички Китти и увез ее на северо-восток, в Миннесоту.

«Представь: городская девчонка доит коров», — писала она о себе.

Прожили они в Миннесоте довольно долго и вернулись в Калифорнию лишь после того, как Китти родила первенца.

Когда Лиота узнала об их планах, в ее сердце затеплилась надежда, что семья Китти переедет в Бей-Эриа и поселится в одном из городков, окружавших Сан-Франциско. Чем несчастней она себя ощущала, тем больше желала возвращения подруги. Долгие часы изнурительной работы, к тому же натянутые отношения со свекровью, которая налаживала и укрепляла родственные связи с ее детьми, но не с ней самой. Каждый раз, когда Лиота требовала от детей выполнения каких-нибудь обязанностей, мама Рейнхардт бесцеремонно вмешивалась и отменяла ее требование. А тут еще Бернард, в мрачных терзаниях и разладе с самим собой.

Но ее надеждам не суждено было сбыться. Ал отыскал доходный бизнес на юге страны и, как оказалось, не ошибся. Вернулся он как раз в период строительного бума и так рьяно принялся за работу, что вскоре открыл собственное дело.