В дороге - Олдос Хаксли Страница 10

Все туристы тешат себя иллюзией, от которой их не может полностью излечить даже богатый опыт странствий; они полагают, будто в путешествии найдется время читать книжки. Им представляется, как в конце дня после экскурсий и переездов или в вагоне поезда они будут прилежно изучать объемистые и серьезные труды, на которые у них в обычной жизни не хватает времени. В двухнедельный тур по Франции они берут с собой «Критику чистого разума», полное собрание сочинений Данте и «Золотую ветвь». Потом они возвращаются домой и обнаруживают, что прочитали меньше главы «Золотой ветви» и первые страниц пятьдесят «Божественной комедии». Однако это не мешает им в следующий раз прихватить в путешествие примерно столько же книг.

Должен сказать, что я в конце концов уменьшил количество томов в моей дорожной библиотеке. Но и теперь порой проявляю излишний оптимизм в оценке своих читательских возможностей во время путешествия. Вместе с книгами, которые удается читать в дороге, я продолжаю складывать в чемодан увесистые тома, уповая на то, что как-нибудь сумею их одолеть. Толстые книги пропутешествовали со мной тысячи километров по всей Европе и возвратились домой, так и не открыв мне свои тайны. Но если прежде я брал с собой только объемистые книги в большом количестве, то теперь беру одну или две, а кроме них — те, что, по моему опыту, легко читаются в номере отеля после целого дня экскурсий.

Хорошие книги для дорожной библиотеки должны обладать несколькими свойствами. Такую книгу можно открыть на любом месте и найти там что-то интересное, целостное и, по возможности, короткое. В путешествие бесполезно брать книгу, требующую сосредоточенного внимания и длительных умственных усилий: путешествие обычно продолжается недолго и предполагает физическую усталость, так что бывает трудно собраться с мыслями.

Вряд ли можно найти что-нибудь лучше поэтической антологии, где каждая страница содержит нечто целостное и завершенное. Короткие паузы в самозабвенном познании мира приятно заполнить чтением стихотворений, как правило, легко запоминающихся, ибо мозг туриста, отказываясь от логических экзерсисов, не прочь получить удовольствие и, не прилагая труда, запомнить несколько мелодичных стихов.

В выборе поэтической антологии каждый путешественник должен следовать своему вкусу. Моей любимой стала «Книга избранных стихотворений и песен, предназначенных для отдыха и прогулок» Эдварда Томаса. Томас был человеком широкого кругозора и отличного вкуса, удивительно одаренным. Из многочисленного племени современных версификаторов, которые бормочут что-то невнятное о зеленых лугах, Томас — один из немногих, едва ли не единственный, кто является настоящим «певцом природы» (выражение не самое подходящее, но другого у меня нет) по праву рождения и умению добиться симпатии и понимания. Не все, кричащие «Господи! Господи!», войдут в царствие небесное; тем более немногие, кричащие «Ку-ку! Ку-ку!», допускаются в компанию «певцов природы». В качестве доказательства я советую моим читателям обратиться к любому из многочисленных томов поэзии георгианской эпохи.

Но, помимо поэзии, я рекомендовал бы путешественникам сборники афоризмов или максим. Если они хороши — а они должны быть по-настоящему хороши, так как нет ничего отвратительнее «Великой Мысли», принадлежащей автору, у которого нет и намека на величие, — то лучшего чтения и желать нельзя. Максима читается за несколько секунд, зато на нескольких часов дает богатую пищу для размышлений. И тут никто не сравнится с Ларошфуко. Что касается меня, то я всегда оставляю левый нагрудный карман для малоформатного издания «Максим». Эта книга бездонна и бесконечна. Пройдя целый месяц из своего жизненного пути и приобретя новые знания, читатель обязательно найдет в ней для себя что-то большее. Ларошфуко знал о человеческой душе почти все, так что практически каждое открытие человек может делать, обращаясь к помощи Ларошфуко, который имел величайший дар коротко и элегантно формулировать свои умозаключения. Повторяю, Ларошфуко «почти» все знал о человеческой душе, потому что очевидно, что он не мог знать все. Ему было известно все о душе смертного как общественного субъекта. Однако ему ничего или почти ничего не известно о человеке, когда тот остается один на один с самим собой — когда его не интересуют общественные радости и успехи, столь важные для Ларошфуко. Если же нам захочется узнать что-нибудь о человеке, оставшемся наедине с самим собой, о его отношениях не с другими людьми, а с Богом, то придется обращаться к другим источникам — например, к Евангелиям или романам Достоевского. А вот человек как существо общественное никогда не был описан детальнее, никогда не был проанализирован лучше, чем в «Максимах» Ларошфуко. Естественно, и у него афоризмы бывают разные, однако лучшие — и таких на удивление много — глубоки и основательны. В них заложен богатый жизненный опыт автора. В одной фразе Ларошфуко так много материала, что другому его хватило бы на целый роман. Кстати, меня не удивило бы, если бы я узнал, что многие романисты обращаются к «Максимам» в поисках сюжета и персонажей. Невозможно, например, читать Пруста и не вспомнить о «Максимах» или читать «Максимы», не вспомнив о Прусте. «Le plaisir de Vamour est d'aimer, et Von estplus heureux par la passion que Von a quepar celle que Von donne». «Ily a des gens si remplis d'eux-meme, que, lorsqu 'ils sont amoureux, ils trouvent moyen d' etre occupes de leur passion sans Vetre de la personne qu'ils aiment» [13]. Что собой представляют все любовные истории «В поисках утраченного времени», как не многословное воспроизведение известных афоризмов? Пруст — это Ларошфуко, увеличенный в десять тысяч раз.

По-моему, для путешествий также подходят афористические произведения Ницше. У фраз Ницше много общего с максимами Ларошфуко; они так же основательны и откровенны. Его лучшие афоризмы — это размышления, спрессованные в одну фразу. Над ними можно размышлять часами, потому что они многое подразумевают. Этим хорошие афоризмы отличаются от простеньких эпиграмм, интересных лишь своей меткостью. Мы удивляемся, читая эпиграмму, и получаем удовольствие, но проходит минутное удивление, и интерес к эпиграмме остывает. Во второй раз та же шутка уже не звучит. А вот афоризм — плод не одного только остроумия. Его эффект не столь мимолетен, более того, чем дольше мы о нем размышляем, тем значительнее он нам представляется.

Еще одна замечательная книга для путешественников — в ней много афоризмов и анекдотов — «Жизнь Сэмюэла Джонсона», написанная Босуэллом, ее выпустило издательство «Оксфорд Пресс» в одном томике на китайской бумаге форматом в шестьдесят четвертую долю листа. (Все путешественники, кстати, в долгу у Генри Фрауда из «Оксфорд Пресс», того самого, кто изобрел, вернее, ввел в обиход европейцев шершавую тонкую бумагу, к которой добавлены минералы, чтобы она стала непрозрачной, и которую мы называем китайской.) Китайская бумага по сравнению с громоздкими изданиями прошлых времен — то же, что афоризм по сравнению с философским трактатом. Весь Шекспир, великолепно читаемый, укладывается в один том, не толще, например, романа позднего Чарлза Гарвиса. Весь Пипса, во всяком случае все, что может прочитать британская публика, теперь вполне уместился бы в трех книгах карманного формата. Да и Библия нынче издается книгой в дюйм толщиной, и, боюсь, она теперь не сможет остановить пулю, как случалось — если не в жизни, то в романах. Благодаря Генри Фрауду теперь можно положить в рюкзак миллион слов и не почувствовать их тяжести. Китайская бумага и фотография сделали возможным включить в дорожную библиотеку то, что, по моему мнению, является самой лучшей книгой путешественника — том (любой из тридцати двух) двенадцатого, уменьшенного вдвое издания «Британской энциклопедии». Он занимает совсем мало места (восемь с половиной дюймов на шесть с половиной), а содержит примерно тысячу страниц и бесчисленное количество любопытного и невероятного фактического материала. Его можно сунуть куда угодно; статьи в нем довольно короткие. Для путешественника, если иметь в виду, что у него есть лишь полчаса, это замечательная книга, более того, как заядлый путешественник могу сказать, что она подходит и тем ленивым читателям, которые не склонны к систематичности и к которым, если не иметь в виду практические цели, эта энциклопедия в первую очередь обращается. Не проходит и дня вне дома, чтобы я не имел при себе один из этих томов. Это книга книг. Перелистывая страницы, знакомясь с огромным количеством самых разных фактов, лишь благодаря прихоти алфавита оказавшихся по соседству друг от друга, я буквально тону в обилии информации. Выбранный наудачу том «Британики» похож на мозг образованного безумца, где собрано множество правильных, но отрывочных идей, связанных только тем, что все они начинаются, скажем, на букву «В»; или после статьи об «orach» (лебеда) сразу же идет статья «oracles» (оракулы). Человек не сходит с ума от такого чтения и не становится свалкой бесполезной и не связанной между собой информации лишь благодаря способности забывать. К счастью, мозг обладает этой способностью. Иначе в хаосе ненужной информации потерялось бы нужное и полезное. В реальности мы берем беспорядочные данные, производим их обобщение и уже тогда над ними работаем. Если бы все запоминалось одинаково хорошо, было бы невозможно сосредоточиться; перед нашим мысленным взором мелькали бы разрозненные образы — четкие, но бессвязные. Не будучи невеждами, мы не могли бы обобщать. Слава Богу, что нам дано умение забывать. Если вспомнить «Британику», оказывается, что эта способность очень сильна. Мозг запоминает только то, что нам нужно. Обычный человек, то есть не ботаник и не повар, прочитав о лебеде, через пять минут уже начисто забывает о ней. Если читать для развлечения, то энциклопедия отвлекает минут на пять, она не учит, не дает ничего такого, что должно остаться в памяти. С ней легко убивать время и в то же время давать пищу мыслям. В путешествиях я читаю ее лишь ради развлечения, и мне было бы стыдно впустую тратить на нее время дома, когда наступает черед серьезных дел.