Признания на стеклянной крыше - Элис Хоффман Страница 10

— Ты не задумывался — подходим мы с тобой друг другу?

— Здравствуйте! — Джон рассмеялся. — Так вот ты отчего не спишь? — Он давно перестал задумываться на эту тему. Когда-то он сделал неверный шаг, и потому сейчас они с нею здесь, в постели. — Забудь об этом. Ложись и спи. От таких мыслей толку мало.

Раз в кои-то веки Арлин решила, что он прав. Легла и закрыла глаза. Она поступит так, как обязана, чего бы это ей ни стоило.

Она перестала подходить к телефону, если знала, что звонит Джордж. Глядела сквозь оконное стекло на небо, и звонки через некоторое время прекращались. Она старалась не сидеть без дела. Вновь занялась вязанием. Связала Сэму свитерок с каемкой из лазоревых птичек. Однажды, возвращаясь вместе с Сэмом из супермаркета, она увидела фургончик Джорджа. Самого Джорджа за рулем не было. Он сидел под кустами самшита прямо при въезде к ее дому. У Арлин бешено забилось сердце, но она нашла в себе силы спокойно сказать Сэму:

— Ты не поможешь мне с пакетами?

Дала ему самую легкую сумку и достала с заднего сиденья две остальные.

— А вот сидит мойщик окон!

Сэм помахал ему рукой, и Джордж ответил тем же.

Арлин отобрала у сына его ношу и сказала, чтобы бежал играть в мяч. Джордж Сноу поднялся с земли. На одежду его налипли травинки — он долго сидел тут и ждал.

Арлин сказала, что не может с ним больше видеться. Когда речь идет о выборе, ее выбор неизменно будет в пользу Сэма. Сэм тем временем кидал мячом о дверь гаража. Она надеялась, что присутствие мальчика удержит разговор в ровном русле, однако при словах, что все кончено, Джордж упал на колени.

— Вставай! Ну вставай же! — воскликнула Арлин. — Что ты делаешь?

Обычно Сэм не обращал особого внимания на взрослых — сейчас он откровенно глядел во все глаза. Взрослый — и на коленях! Мячик, которым играл Сэм, покатился по въездной дорожке и исчез под веткой рододендрона.

— Мы можем просто сняться с места и уехать, — говорил Джордж Сноу. — Едем — прямо сейчас!

Звучало и впрямь куда как просто, да только Арлин из них двоих было что терять. А как же мальчик там, на дорожке, любимый ею больше всех на свете? И как насчет мужчины, которому она по глупости обещала отдать свое будущее?

— Джордж, — сказала она. — Я говорю серьезно. Вставай.

Он поднялся, не отрывая от нее глаз. Ветер сдувал назад полы его плаща. Спорить и убеждать было поздно. Он прочел это по ее лицу. Он отер глаза рукавом.

— В голове не укладывается, как ты можешь учинить над нами такое.

Он поцеловал ее, не дав ей времени воспротивиться. Остановить его вопреки самой себе. Он целовал ее долго; потом пошел к своей машине. Сэм помахал ему рукой, и Джордж Сноу тоже помахал в ответ.

— А что у того дяди было с глазами? — спросил у матери Сэм вечером, когда она укладывала его спать.

— Соринка попала, — сказала Арли. — Ладно, спи.

В тот вечер, вернувшись домой, Джон громким голосом позвал ее к себе. Первое, что пронеслось в голове у Арлин, было, Он знает! Кто-то донес ему! Видно, это Синтия постаралась. Теперь можно будет сбежать отсюда! Но выяснилось, что все совсем не так. Она вошла на кухню, и Джон протянул ей навстречу сжатые руки. Это был день ее рождения. Арлин совершенно о нем забыла. Ей исполнилось двадцать пять лет.

— Это мне?

— Ну а кому еще, ты думаешь? Давай-ка посмотрим, что там такое.

Он разжал пальцы, и она увидела нитку жемчуга — той мягкой белизны, какая отличает цветки камелии. Первое украшение, купленное для нее Джоном. Ждал до сегодняшнего дня. Когда ей стало наплевать.

— Надо бы почаще иметь дни рождения, — сказала Арлин.

И лишь уже перед сном, в постели, Джон признался, что это ожерелье он нашел.

— Только не обижайся, — прибавил он. — Ты же знаешь, я никогда не запоминаю ничьи даты. Зато тебе, в честь такого дня, повезло! Не каждой достанется муж, который находит драгоценности. Оно завалилось под самшитовый куст. Возможно, сто лет там пролежало.

Как будто эти жемчужины сами выросли возле их дома — посеянные в землю наподобие зерен, проросли молочно-белыми луковичками… Арлин обвила ожерелье вокруг шеи. Пусть этот безголовый Джон воображает, что оно появилось чудом, проклюнулось из земли или свалилось с неба, оброненное краснокрылым ястребом. Она позволила Джону застегнуть фермуар, хотя ожерелье было наверняка подарком от другого — мужчины, которого она любила. Впрочем, теперь это было уже не важно. Она сделала выбор и никогда в том не раскается, пусть доживет хотя бы до ста лет.

Что бы там ни случилось, ее выбор неизменно будет в пользу Сэма.

Сэм Муди был не такой, как все. Вот что чаще всего занимало его воображение: тарелки, костяшки домино, вазы, модели самолетиков, дома, сложенные из кубиков — ломкие предметы. Он проделывал тайком такое, о чем никто и не догадывался. Нарочно ломал вещи и вслушивался, как они звучат, разбиваясь на куски. Капал клеем в совершенно новые отцовские ботинки, а на клей сыпал сажу. Хранил разную мертвечину: жуков, мышей, бабочек, трупик крольчонка. Подбирал с газона воробьев, налетающих на оконные стекла и замертво падающих вниз. Наблюдал, как все это нисходит к своим конечным основам — праху или костям, а после складывал останки в картонную коробку и убирал в угол своего стенного шкафа. Прыскал вокруг материнскими духами, и к запаху тления примешивалось благоухание жасмина. По ночам, чтобы в голову, прежде чем сморит сон, не лезли страшные мысли, Сэм колол себе пальцы булавкой. Терпеть боль было легче, чем справляться со страхом.

Он мечтал увидеть во сне собаку — собаки источали надежность, как материнская рука в его руке. Он жил с предчувствием чего-то ужасного. Задумывался — а у других людей тоже так? Оно и в школе не покидало его часами, это неведомое, жуткое, наползающее нечто. Стараясь обнаружить его, Сэм рыскал по детской площадке, пока другие ребята качались на качелях или играли в мяч. И все выискивал мертвечину. Мошек, червяков, лапку бурундука, съеженную вроде шнурка, какими девочки подвязывают себе волосы. Он верил в приметы. Считал, что если с тобой случилось что-то хорошее — значит, и дальше все сложится удачно, а попадись в руки что-нибудь неживое — то, неведомо как и откуда, тебе придет конец.

Хорошее случилось внезапно. Когда он был совсем маленький, они с мамой то и дело совершали поездки по незнакомым местам. Потом какое-то время ей всегда было некогда. Теперь она опять освободилась. И вдруг, нежданно-негаданно, спросила, не против ли он на денек пропустить школу — само собой, он был ничуть не против! И вот они уже катили в Бриджпорт. Сэм надеялся, что они убегают из дому навсегда. В глазах отца, что бы он ни сделал, все было вечно не так. Отец даже и слов больше для него не находил. Неприязнь, исходящая от Джона Муди, оседала в голове у его сына. На пароме мать Сэма распустила волосы — рыжие и такие красивые, что на нее стали оглядываться. На воде ощущалось волнение; мать Сэма подошла к поручню, извинилась, и ее вырвало — прямехонько в Лонг-Айлендский пролив. Сдавленный клекот, потом — натужные звуки извержения. У Сэма сердце переворачивалось от жалости. Будь сейчас рядом с ними отец, он весь нахохлился бы, насупился от неловкости, что люди смотрят. Не понял бы, что она притягивает к себе взгляды не только тем, что ее тошнит, но и тем, что такая красивая.