Истории дальнего леса - Павел Шмелев Страница 10

Был этот редкий сон длинным и удивительно добрым. Попросил он ежика покрепче закрыть глаза и поудобнее устроиться. А потом диковинная фантазия осенней ночи перенесла усталого ежика в далекие теплые страны, где он никогда еще не был.

Оказался колючий житель лесных просторов в тех незнакомых и манящих местах, где совсем не бывает холодной зимы и противной слякоти продолжительного межсезонья. И, конечно, в этом сне ежик был крылатым повелителем небес и долго-долго летал над ласковым морским берегом при ясной погоде. И его совсем не смущало, что он был в этом сне малюсенькой длиннохвостой кузякой с яркой раскраской и длинным клювом.

Рядом были другие птицы, маленькие и большие. Были они не менее красивыми. Все вместе они кружили над экзотическими вечнозелеными растениями, высокими пальмами и разноцветными цветами с удивительными и прекрасными запахами. Было ежику в облике этой птицы так хорошо и спокойно. Так бы и летал он над далеким и теплым островом, но пора было сну в обратную дорогу. И так загостился он в Дальнем Лесу. Поэтому оставил он ежа на его комфортабельной кроватке с вестбинскими коронами и растворился в лучах восходящего солнца наступающего дня. Дня, который должен решить судьбу ежика, кроившего котомки в Дальнем Лесу и мечтавшего о таинстве полета…

На следующий день, встав необычно для себя рано, ежик и хорек отправились в чащобу леса на встречу со странным кудесником. Им еще предстояло найти ту таинственную и загадочную поляну, поэтому оба немного волновались. Шли они молча, и каждый думал о чем-то своем, сокровенном.

Ежик думал о небе, а хорек Василий все еще не мог забыть удобную норку ежика и вкусно пахнущую гору кожи для котомок. Долго-долго шли они до заветной опушки. Удивительно, что на их пути не встретились ни медведи, ни норки, ни какие-либо другие обитатели Дальнего Леса. Спали все еще, или сама судьба решила не беспокоить двух мечтателей. Словно по мановению волшебной палочки, все внезапно вымерли. Ежик и хорек, обычно обсуждающие последние лесные новости, за всю дорогу так и не произнесли ни одного слова.

Только пришли они на заветную поляну, так сразу и увидели, что на самом большом пеньке сидит толстый-толстый заяц, — видно, день такой выдался, очень даже заячий. Был заяц молчалив и загадочно-задумчив. Только его длинные уши то поднимались вверх, как бы прислушиваясь к неизвестной мелодии, то снова опускались. Так и молчали звери — каждый о своем.

Заяц, как показалось ежику, был весь в думах высоких, таинственных и магических. Сам же ежик даже и не знал, что впереди, поэтому смутная тревога не покидала его.

Но и мечта о небесах не давала ему отступить и повернуть назад.

Хорек Василий, как это ни покажется странным, совсем не витал в облаках своих любимых философских догадок, парадоксов, природных несусветностей и неожиданных мировых теорий глобального свойства, полных противоречивой противности и коварства. Это был тот редкий момент, когда ему было не до любимой философии и ее забавных силлогизмов и парадоксов. Василий просто окончательно понял, что перепил ночью березового сока. Организм сам подсказал хорьку, что он явно перебрал. Но хорек не подавал виду и держался. Уж очень хотелось ему тоже пожить в удобной и благоустроенной норке, чтобы было тепло и уютно — он ведь так истосковался по настоящему теплу…

А вот мечты ежика были далеко-далеко: он страстно хотел подниматься в воздушных потоках и парить над землей, пренебрегая границами и прочими земными условностями пешеходного бытия. Причем не раз в пару месяцев по ночам, а всегда. И пусть Василий тоже делом займется вместо пустой мечтательности — котомки-то всем нужны и кормят совсем даже неплохо. Чем не занятие для Василия! Хотя и не любит он работать совсем, но, может быть, понравится ему немудреное ремесло — производство котомок.

Решился ежик первым нарушить затянувшуюся паузу и уверенно произнес:

— Вот я и пришел. Не могу я больше по-старому жить. Но и бросить все тоже не могу. Поэтому есть у меня к тебе дополнительная просьба — пусть Василию немного повезет. Плохо ему. Может быть, ежиком ему будет лучше, да и мне спокойнее: ведь когда я летаю, то могу и съесть беднягу ненароком. И котомки пусть делает. Ремесло надежное и прибыльное. А в свободное время пусть себе философствует.

— Да уж вижу я, — недовольно пробурчал заяц. — Ты бы еще кого-нибудь привел с собой. Что же одного только? Беда с этими ежами тонкокожими. Ну а ты, потерявший хищную личину божий грызун, что скажешь? Тоже тебе плохо орехи да грибы собирать — в ежики решил с горя или после изрядно выпитого березового сока податься?

— Так ведь вот какой явный и обоюдовредный лесной казус вырисовывается: образуется в природе некая пустотелость в размере одного ежа средних размеров. Непорядок это. Да и котомки нужны, — проговорил Василий. — Природа же именно эти незаполненные проколы бытия как раз и не любит.

— Природа много чего не любит, однако же терпит, — авторитетно кряхтя, заключил заяц.

— Вредно это терпеть, — начал было Василий развивать теорию, — вот я, например. Как только сок у меня березовый кончится, а за новой бутылкой идти не с руки, или, того хуже, природная вредность в виде завесы дождя или потока снега идти не дает, так вот и терплю. И такая в душе откровенная несусветно-вредная сущность от этого терпения образуется, что высказать литературно абсолютно невозможным становится! Просто караул.

— Да уж, — пробурчал заяц, — у одного там «внутрях» все абсолютно невозможным становится без очередной дозы выпитого сока, другой, брат колючий, не может жить по-старому. И это не где-нибудь в Тьмутаракании среди неустроенности далеко не сказочных и глупых существ. Нет. У нас, в волшебных и особо благословенных местах Дальнего Леса! Глаза б мои на вас не глядели, вот ведь чего удумали!

Вздохнул заяц тяжело и отвернулся от них. Что-то внутри ежика как будто оборвалось, а Василий развел лапками в стороны и опустил их вниз. Хотел Василий развить свою уже высказанную мысль про казусы природных пустотелостей и прийти к осознанию импозантной неустроенности лесной жизни, да поостерегся. Заяц ему попался какой-то совсем не симпатичный. Он был несомненно магический, но грубоватый то ли от природы, то ли от таинственных вывертов колдовского жизненного пути. Не поймет он все равно.

А заяц вдруг повернулся к ним и торжественно произнес:

— Пройдут туманы и дождь, и дважды пролетит старый филин этой ночью. А утром каждый из вас отправится своей дорогой. Ты, Василий, проснешься ежом и должен будешь трудиться — на философию твою времени мало будет. Ты же, мой колючий друг, потеряешь иголки и будешь парить над землей. Вот только рисовать уже никогда не сможешь. Такая уж планида твоя, колючий поклонник магической крылатости. Вы сделали свой выбор, попробуйте быть счастливыми. Знаю, нелегко это. — Заяц устало перевалился с боку на бок и добавил: — Плохо Василию сейчас от березового сока да шальных мыслей о твоей норке. А кому, скажите мне по истинной правде и честному разумению, хорошо? А? Не бывает так, чтобы всем всегда было хорошо. Есть в природе закон сохранения равновесия доброты и вредности. К тому же за все в этом мире надо платить. Чем отчаяннее мечта, тем выше цена. Может, передумаете еще? Это ведь навсегда. Был у меня недавно один гость — выдренок Константин. Так ведь подумал да и решил навсегда остаться выдренком. А ведь тоже с фантазиями разными приходил. И откуда что у вас всех берется! Жили бы и радовались нашей сказочной природе. Ан нет!