Дай лапу - Геннадий Абрамов Страница 10
Дай лапу - Геннадий Абрамов читать онлайн бесплатно
Колобков бросил в воду палку и приказал:
— Фас! Вперед! Вон он! Возьми!
Дамка, однако, смотрела на него и не понимала, что он от нее хочет.
Колобков бросил другую палку и опять крикнул:
— Фас!
Дамка попятилась и робко присела.
Тогда Колобков прихватил ее за шиворот, размахнулся и забросил подальше в пруд.
Дамка вынырнула и, суматошно ударяя по воде лапами, испуганно задрав голову, поплыла к берегу.
Колобков смотрел, как она смешно барахтается, и смеялся.
Когда она вышла на берег, ее было не узнать. Мокрая шерсть обвисла на животе, спинка прогнулась, тонкие короткие ножки вздрагивали и подгибались. Она выглядела напуганной и растерянной, на морде было написано, что она сильно переволновалась. До сих пор никто ее в пруд не бросал. Пока добиралась до берега, пережила страх и ужас, в общем — глубокий стресс.
— Пловчиха ты — класс, — улыбался Колобков. — Олимпийская чемпионка.
Дамка передернула шерстью, разбрызгивая застрявшие капли и, не разделяя восторгов Колобкова, боязливо отошла от него в сторону.
Он решил повторить эту процедуру с купанием. Но собачка, как только он к ней приближался, от него отбегала, не позволяла взять себя в руки.
— Дурочка, — сказал Колобков. — Воду надо любить. Не мыться — это же негигиенично.
На обратном пути Дамку неожиданно окликнула девочка лет восьми.
Дамка взвизгнула от избытка чувств, подогнула колени и в точности так, как когда-то при знакомстве с Колобковым, легла на живот и подобострастно поползла навстречу девочке, размахивая хвостом.
Девочка присела и погладила Дамку. Судя по тому, как они друг на друга смотрели, с какой лаской общались, девочка и Дамка когда-то были дружны. Может быть, какое-то время собачка жила на даче вместе с ней, как теперь живет у Колобкова. За нею ухаживали ее бывшие хозяева. Одни из многочисленных ее бывших хозяев.
«Неблагодарная», — подумал Колобков, ощутив вдруг укол ревности, какую-то злую обиду. Чувство это было для него неожиданное и такое острое, что он долго не мог унять его, подавить.
Девочка убежала, Дамка, как ни в чем не бывало, засеменила рядом с Колобковым, а он все шел, и сердился, и думал. Разговаривал сам с собой. Бранил ее и вместе с тем оправдывал.
Он не собственник, и прав у него нет на нее никаких. Она свободна. И вольна выбирать себе любого хозяина. Тем более временного хозяина, который может уехать и приехать, когда ему вздумается. Он ведь тоже вынужден будет уехать. А она останется. Потому что здесь родилась и живет, здесь ее дом, хотя дома своего в общепринятом смысле у нее нет. Свой дом должен быть у каждой собаки, и она тоже хочет, чтобы он у нее был. Всё еще надеется, что он у нее когда-нибудь будет, причем, именно здесь, в дачном поселке или поблизости. Поэтому она всегда остается. Ее бросают люди, которых она успела полюбить, с которыми всякий раз связывает надежды иметь собственный дом. А она остается. Они ее бросают, потом, может быть, возвращаются, как, наверное, родители этой девочки. И она их прощает. Ни досады, ни обиды, ни злости эта несчастная маленькая собачка ни на кого не держит.
У бездомных собак большая душа и незлопамятное сердце. Истерзанная душа и огромное любвеобильное сердце.
Отпуску Колобкова закончился. Накануне его отъезда с дачи к брату приехала Маша, чтобы помочь законсервировать дачу на зиму. Вдвоем они убрали посуду, одежду, постельные принадлежности, заколотили ставни крест-накрест досками.
И утром пешком отправились на станцию.
Доехать до станции на автобусе было значительно проще, а по времени много быстрее. Маша так и собиралась сделать, но Колобков уговорил ее идти пешком, напрямик через лес и потом еще полем. Потому что, как он объяснил, Дамка будет нервничать и прыгать в автобус, как уже было однажды, и ему не хотелось бы расстраиваться, переживая это во второй раз. А незнакомой дорогой, уверял он, она далеко не пойдет. Она же трусиха, и там, за лесом, широкое поле, где она прежде вряд ли бывала, еще дальше чужая для нее деревня, кладбище и чужие свирепые деревенские псы. Она испугается и вернется обратно.
Сам Колобков, правда, не слишком верил в то, что говорил. Про себя думал: «Только не автобусом. Это ужасно — снова ее вытолкнуть. Еще раз сделать это я уже не смогу. А в незнакомом месте она испугается. Может быть, испугается…»
Лес уже наполовину осыпался. Высветлился, поредел.
Маша шла впереди, Колобков с чемоданом чуть сзади. Время от времени он оборачивался и приказывал Дамке, чтобы та не смела идти с ними дальше и немедленно возвращалась.
Дамка понимала, что Колобков уезжает. Понимала, что с собой ее не берут, прогоняют, и, чуть отстав, бежала не по тропинке, а сбоку, упрямо и молча, не расстраиваясь и не огорчаясь, как будто считала своим долгом вот так попрощаться с ними, поблагодарить и немного их проводить. Пока они шли лесом, Дамка не отставала и не приближалась, пестрая шубка ее всё так же мелькала среди деревьев шагах в десяти от них.
Когда лес кончился и они вышли в поле, Маша сказала:
— Ты прав. Легла.
Колобков оглянулся и посмотрел.
Дамка лежала у кромки поля, всем своим видом показывая, что долг свой она исполнила. Они их проводила. Как могла и умела, пожелала им счастливого пути. Дальше дороги для нее нет. Это перепаханное поле и то, что там, за ним, необжитое пространство, не ее дом, неизвестная чужая страна. И она вынуждена остаться. Она будет их помнить и ждать.
— Умница, — издали крикнул ей Колобков. — Всё правильно. Весной, надеюсь, увидимся. Счастливо, дружище. Прости. Не поминай лихом.
Он шел через поле и часто оглядывался. Он всё еще не был уверен, что Дамка не переменит своего решения. Что она твердо решила остаться.
Нет, она лежала. Все в той же позе, на животе, вытянув передние лапы. Грустно и одиноко. Светлое пятнышко на рыжей сухой траве, по мере того, как они удалялись, становилось всё меньше. Собачка лежала, смотрела им вслед и не двигалась.
Колобков шел молча. Думал о Дамке.
Прощание у кромки поля растрогало его.
Жалко ее было. И как-то горько на душе. Он чувствовал себя перед ней виноватым. Теперь он уже дважды ее бросил. Ей больно расставаться с ним. Она могла бы его возненавидеть, и была бы права. Но она не станет никого ненавидеть. Он вернется весной, и она ему всё простит. Всё гадкое, скверное она просто не запоминает. Помнит только хорошее. Может быть, он ее идеализирует, но как же это мудро и правильно — не быть злопамятным и простить. Да, он бросил ее. Но не потому, что он холодный и злой эгоист. Так вышло. Такая у него и вокруг жизнь. Иного выхода нет. Всё перепуталось, перемешалось, и поступить так, как ему бы хотелось, он, к сожалению, не может. Оттого что так нескладно у них получилось, ему самому больнее и горше, чем, может быть, ей. И она его поняла. Да-да, хочется верить, что поняла.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments