Женщина из Пятого округа - Дуглас Кеннеди Страница 10

— Вы гнусный мелкий проходимец.

Но он не услышал моих слов, поскольку уже вылетел из комнаты, громко хлопнув дверью.

Я привалился к стене, потрясенный тем, что произошло.

Но ведь он сам начал?

Потом я оделся и начал собирать вещи. Аднан был внимателен ко мне, и я чувствовал себя виноватым. Своей дурацкой выходкой я поставил парня в трудное положение. Мне захотелось оставить ему сотню евро в знак благодарности, но не через Брассёра же их передавать… Немного поразмыслив, я решил подыскать другой отель, а к Аднану заскочить как-нибудь вечерком.

Зазвонил телефон. Я снял трубку. Это был Брассёр.

— Я только что разговаривал с Аднаном, он сейчас на другой работе. Через полчаса подъедет.

Отбой.

Я тут же набрал номер ресепшн:

— Пожалуйста, передайте Аднану, что я сам подыщу себе жилье, что…

— Поздно, — ответил Брассёр. — Он уже в пути.

— Тогда позвоните ему на portable. [26]

— У него нет мобильника.

Отбой.

В голове пронеслась мысль: хватай свои вещи и уходи сейчас же. Аднан, конечно, был очень любезен, пока я был прикован к постели (чересчур любезен, по правде говоря), но кто знает, чем он руководствовался, когда предложил снять chambre de bonne с ним по соседству. А вдруг, как только я туда заявлюсь, четверо его дружков накинутся на меня, отберут дорожные чеки и все то немногое, чем я дорожу (компьютер, авторучка и старый отцовский «ролекс»)? Потом они перережут мне горло и сбросят в какой-нибудь poubelle. [27]Все кончится тем, что мой труп сожгут с грудой парижского хлама… Разумеется, такой сценарий отдает некоторой паранойей. Но почему я должен верить в честность и искренность этого парня? Если чему и научили меня последние несколько месяцев, так это тому, что мало кто действует из лучших побуждений.

Закончив сборы, я подхватил сумку и спустился вниз. Брассёр уже переоделся в свежую рубашку, но его галстук был в пятнах сока.

— Мне следует удержать с вас двадцать евро за чистку испорченной одежды!

Никак не отреагировав на его слова, я продолжал идти к двери.

— Разве вы не дождетесь Аднана? — спросил он.

— Скажите, что я с ним свяжусь.

— Любовная ссора?

Я замер. И уже в следующее мгновение развернулся, вскинув правую руку. Брассёр отшатнулся, но не более того. В глазах его светилось презрение — он, видимо, хорошо понимал, что его провокация не вызовет ответных мер.

— Надеюсь никогда больше не увидеть вас, — прошипел я.

— Et moi non plus, [28]— спокойно ответил он.

На улице я нос к носу столкнулся с Аднаном. Признаться, мне было трудно скрыть неловкость, и это отразилось на моем лице.

— Разве Брассёр не сказал вам, что я еду? — спросил Аднан.

— Я решил подождать вас на улице, — соврал я. — Больше не мог там находиться.

Пришлось рассказать ему, что произошло в номере.

— Он считает, что все турки — pedes, [29]— сказал мой новый знакомый, ввернув словечко из французского сленга.

— Это меня не удивляет, — усмехнулся я. — Брассёр говорил, как он застукал homme a tout faire с шеф-поваром…

— Я знаю нашего шефа Омара. Он живет по соседству со мной. Он плохой, — неохотно прокомментировал Аднан и быстро сменил тему. Как оказалось, Сезер, в чьем ведении были квартиры, ждал нас в течение часа. Подхватив мой чемодан (вопреки моим протестам, что я могу везти его сам), турок решительным шагом повел меня вверх по улице Рибера.

— Брассёр сказал, что звонил вам на другую работу…

— Да, я каждый день работаю по шесть часов в магазине одежды в доме, где живу.

— Шесть часов плюс восемь часов в отеле? Это же безумие!

— Нет, это вынужденная необходимость. Все деньги, заработанные в отеле, уходят в Турцию. Утренняя работа…

— Во сколько же она начинается?

— В половине восьмого.

— Но вы ведь заканчиваете в час ночи… Пока доберетесь до дома..

— Это всего полчаса езды на велосипеде. Metro закрывается до часу ночи. Да мне и не нужно много времени для сна, так что…

Аднан не договорил, намекая на то, что ему не хотелось бы продолжать этот разговор. Улица Рибера была узкая, но утреннее солнце все-хаки, находило лазейки между домами, чтобы бросить скудную россыпь лучей на мостовую. Я заметил, как из подъезда старинного дома, чуть впереди от нас, вышел хорошо одетый сорокалетний мужчина. Он был не один, вслед за ним вышла девочка-подросток, очевидно его дочь. Оба чему-то улыбались. Было видно, что отношения между ними самые теплые. Сердце больно сжалось. На какой-то миг я даже остановился. Аднан покосился на меня.

— С вами все в порядке?

Я покачал головой и заставил себя не думать о дочери.

Мы повернули на авеню Моцарт, вблизи которой был вход на станцию Жасмин. В metro мы перешли на ветку, ведущую к Булонскому лесу. Когда прибыл поезд, Аднан бегло осмотрел вагон — нет ли копов — и только после этого сделал мне знак войти.

— Доедем до Мишель-Анж Молитор, — сказал он, — и сделаем пересадку, потом еще одну, на Одеон. Выходим на Шато д’О.

До первой пересадки было всего два остановки. Мы вышли из поезда и проследовали на линию 10, которая вела к вокзалу Аустерлиц. У лестницы я все-таки настоял на том, чтобы забрать у Аднана свой чемодан. Внизу был длинный туннель. В конце его два flics [30] проверяли документы.

Аднан замер на мгновение, потом прошептал:

— Разворачиваемся.

Я быстро повернул. Но стоило нам двинуться назад, как появились еще два flics. Они были метрах в тридцати от нас. Мы оба застыли. Наверняка это бросилось им в глаза.

— Идите впереди меня, — снова зашептал Аднан. — Если меня тормознут, не останавливайтесь. Доедете до Шато д’О, потом идите на улицу де Паради, дом 38, — это адрес. Спросите Сезера…

— Держитесь рядом со мной, — шепнул я в ответ, — может, они вас и не остановят.

— Идите же! — Он сердито мотнул головой — Улица де Паради, дом 38…

Аднан замедлил шаг. Я попытался сделать то же самое, но он шикнул: