Психоз - Татьяна Соломатина Страница 10

«Стрессовая амнезия?.. Ну, это не считается, если руки-ноги целы. Только откуда это платье? Из дому ты ушла в джинсах и рубашке…»

Это она точно помнила. Джинсы и рубашки были любимой Сашкиной одеждой. И сапоги. Даже летом. Благо и до самых отсталых стран докатилась мода на летние сапоги. В апреле она просто не могла выйти из дому ни в чём другом, кроме как в сапогах. И куртке…

«Где твоя куртка, кстати?»

Сашка огляделась. На вешалке невдалеке от её столика на плечиках висел элегантный бежевый плащ. Кроме Сашки в зале ресторана никого не было. На ней самой было чудесное белое трикотажное платье с лямками крест-накрест на спине, на ногах…

«Лодочки? Ботинки? Зимние лодочки? Как они называются?»

– Как называется такая обувь? – спросила Сашка у официанта, подошедшего с чаем.

– Ботильоны, – любезно ответил он.

«Какой грамотный и уравновешенный юноша. Надо бы оставить ему щедрые чаевые…»

– Не подскажете, как я здесь оказалась? – вдруг подскочила Сашка. – И где моя сумочка?!

«Какая сумочка, к чертям?! Не было сумочки. У тебя были деньги в заднем кармане джинсов, а теперь нет ни джинсов, ни, соответственно, задних карманов! «Уносите чай, мне нечем платить, извините! Я, пожалуй, пойду!»

– Вас сюда привёл, собственно, владелец ресторана и наказал выполнять любой ваш каприз, не беспокойтесь! – улыбнулся юноша. И не стал добавлять, что Владимир Викторович предупредил, что девушка «с некоторыми странностями», и что отпускать её отсюда нельзя «ни в коем случае». Он быстро завершит дела и вернётся. Короче, велено не выпущать! – И попросил, чтобы вы его непременно дождались, – официант держал улыбку. Весьма мило. Как-то у него получалось халдействовать с достоинством и шутить без панибратства. Талант.

– Господи… – только и прошептала Сашка себе под нос. – Во что я вляпалась? Загул, кажется, удался. Не знаю, как насчёт тяжести и беспросветности, но зачёт по беспамятству сдан на «отлично».

Что характерно, вялость и леность, внезапно, без объявления войны, напавшие на неё двое суток тому, как рукой сняло. Мало того, вдруг она поняла, что дьявольски хочет жрать. Не перекусить. И не поесть. А именно «пожрать», хотя, конечно, в белом платье с лямками крест-накрест на спине и в этих зимних лодочках хотеть «жрать» как-то не очень эстетично.

– Знаете, молодой человек, я очень хочу есть. Прямо-таки жрать хочу. Так что, кроме супа и грибов… В общем, вы сами, на ваш вкус и побольше. И четыре по пятьдесят текилы. Сто лет не пила.

– Любой каприз! – вышколенно улыбнулся официант.

– Это…

– Да?

– А он как, ничего? Ваш работодатель, в смысле. Внешне. Идиотский вопрос, да?

– Нормальный. Иногда только жуткий зануда. А так – обычный, – официант сохранял уважительное спокойствие.

«Клиент всегда прав. Если клиент идиот – правота страдать не должна…»

– Не Ален Делон?

Официант по-шутовски слегка развёл руками.

– Жаль! Да и чёрт с ним, мне Ален Делон никогда не нравился. Слишком сладкий. Кстати, сладкое у вас есть? Японцы же должны есть сладкое. Вот и сладкого мне чего-нибудь тоже!

Парень согласно кивнул и с безупречно скрываемым облегчением ушёл исполнять.

– Что это было? – спросила Сашка у коротконосого глиняного чайника. – А-а… Мне всё равно! Зато ты очень приятный на ощупь. Если для того, чтобы ко мне вернулась радость осязания, надо на два дня выпасть из эфира, то это, согласись, не слишком большая плата. Молчишь?.. Молчание – знак согласия.

– Как вас зовут, молодой человек? – поинтересовалась Сашка у официанта, когда он принёс первые заказанные блюда. Еда источала совершенно очаровательный аромат. Невыносимо прекрасный. Удивительный. Сытость наступала от одних только запахов и предвкушения. Казалось, что можно даже не есть. А только сидеть – и вдыхать. Между тем Сашка никогда не была поклонницей японской кухни. Она любила самую обыкновенную русскую. Ну, может, немного грузинскую. И армянскую, конечно же. Итальянскую. Украинскую. Любую вкусную кухню… Так что пусть сегодня будет японская!

«Интересно, как с таким аппетитом и возвращённым обонянием ты бы реагировала на правильно приготовленный харчо? Захлебнулась бы слюной? Огласила бы ресторанный зал желудочно-кишечным рокотом?.. Тоже звук…»

– Антон.

– Что?

– Меня зовут Антон.

«Всё-таки выпала из трансляции!»

– Ух ты! Антон. Богатое имя. Протяжное такое для мужского. Ан-тон. Вдох и – раз! И два… Произносится сверху вниз. Снисходит. Антон, текилу вы не забыли? Только именно четыре по пятьдесят. С солёной кромкой. С кусочками лимона… Или нет, сегодня – лайм. Я его не очень люблю, но сегодня – лайм. У него такой зелёный запах. И вкус его – не самый лучший, но зато симфонический – собранный по нотке изо всех цитрусовых. И вот когда уже был составлен букет, кто-то щедро плеснул яблочного уксуса. Нечаянно. И не ошибся… Извините, я много говорю. Это потому что слова вдруг снова стали объёмными. И гладкими. Как галька. Наверное, вы и не такое видели?.. Наверняка. Официанты ресторанов видят куда больше психоаналитиков… У меня есть подруга. Она психолог. Вы бы её испугались. Она очень большая и пугающая, хотя и красивая. В ней очень много всего. Она бы немедленно объяснила, что это такое со мной было и почему. Или бы мозги запудрила. Что, впрочем, одно и то же, если разобраться.

Официант вежливо улыбался и молчал.

– Бука вы, Антон. Несите мне мою текилу с лаймом.

«Будешь сидеть тут, есть и пить. И ждать загадочного ресторатора. Фамилия-то у него хотя бы есть?.. Двое суток не могли вывалиться просто так. Что такое амнезия? Отделённый от общего потока сознания пласт. Почему выпало только два дня, а не, скажем, два месяца? Или два года? Интересно, что испытывает человек, у которого от общего потока сознания отделилась вся жизнь? И что в таком случае считать общим потоком сознания?.. Всю выпавшую жизнь или тот момент, когда ты, скажем, вдруг «включился»?.. Совсем не страшно. В кино показывают, что человек с амнезией мучается, мечется, не узнаёт родных и близких. В alma mater учили другим вещам. Немногие виденные пациенты клиник с амнезией производили впечатление вполне нормальных. Слегка огорошенных, оглушённых, но нормальных. Когда они не узнавали родных и близких, им приносили фотографии… Кстати, о близких. Надо бы позвонить мужу…»

Антон принёс трубку стационарного телефона. Мобильный – до того, как отделился пласт, – был в куртке. А где куртка – Сашка не знала. Она с удовольствием лизнула край рюмки, опрокинула в себя специфического вкуса спиртное и впилась зубами в дольку лайма.

– Ах, Антон! Люди не понимают простых вещей. Или понимают? Вы понимаете, как это хорошо, да? Обыкновенная поваренная соль, кактусовый самогон и, в довершение, – лайм. Увертюра. Либретто. Занавес. На бис? Хотите, я в лучших алкоголических традициях предложу вам со мною выпить? Не откажете?..