Разоблачение Тисл Тейт - Кейтлин Детвейлер Страница 10

Едва добравшись до своей комнаты, я снимаю красивое платье, вешаю его на дверцу шкафа и расправляю фатиновую юбку.

Сьюзан и Эллиот удивили нас с папой тем, что после автограф-сессии пригласили на ужин. У нас с Лиамом не было и секунды на то, чтобы побыть наедине, прежде чем нас утащили в роскошный ресторан с крошечными порциями и высоченными ценами, где нас с папой до начала первого ночи щедро угощали всевозможными новостями о трилогии «Лимонадные небеса».

Теперь уже слишком поздно. Окна Лиама темны.

Я надеваю пижаму (снова с Гарри Поттером, потому что все остальные еще лежат, нераспакованные, в чемодане) и устраиваюсь в постели с ноутбуком и горстью имбирного печенья в сахарной глазури. Это не самые мои любимые. Сами подумайте, печенье без шоколада? Ерунда какая-то. Но их обожает Мэриголд, поэтому Эллиот и его босс Мартин Дэвис, глава детского отдела издательства «Зенит Паблишере», сегодня утром заказали доставку именно этого печенья прямо к нашим дверям, чтобы поприветствовать нас дома после долгого тура. Но мой ужин было даже в лупу не разглядеть, так что сейчас не будет лишним даже имбирное печенье.

Я пробегаюсь по папке «Входящие» в электронной почте, просматриваю уведомления в соцсетях. Их – без преувеличения – сотни: упоминания в постах, личные сообщения, фотографии поклонников. Я встаю и, захлопнув ноутбук, кладу его на комод. В последнее время, если рядом нет Лиама, я провожу вечера, изучая сайты университетов. Я уже составила список колледжей, в которые хочу подать документы: несколько из Лиги плюща, еще парочка из середины рейтингов. Они разбросаны по всей стране, а есть даже и за рубежом. Я подумывала добавить в свой список и Пенсильванский университет, альма-матер моей мамы, но быстро отмела этот вариант. Мне нужно отдохнуть от Филадельфии. Мы с Лиамом шутим, что пойдем учиться в один и тот же колледж, хотя с моей стороны это шутка только наполовину, потому что мне правда трудно представить себе жизнь без Лиама рядом. В остальном у меня нет ни малейшего понятия о том, куда я хочу поехать, чем хочу заниматься, но главное не в этом. Важна сама идея. Свобода. Я могу поехать в Калифорнию, Массачусетс или Техас, а если захочу, то и в Лондон, и в Сидней, и во Флоренцию. Папа говорит, что я могу выбрать любое место на земле. Говорит, я это заслужила.

Есть в «Лимонадных небесах» один важный плюс, значение которого я не могу отрицать: деньги. Я не настолько сильная или принципиальная, чтобы от них отказаться, особенно когда речь заходит о колледже. Это мой путь к свободе. То, что изначально было единственным способом спасти дом и регулярно оплачивать счета, превзошло все наши ожидания. Теперь мы могли бы купить хоть пять домов, и все лучше и новее, чем тот, в котором мы живем. Но только этот дом принадлежит маме.

Однако я сегодня слишком устала, чтобы думать о будущем. Я ложусь на кровать поверх одеяла, не обращая внимания на стопку книг на прикроватной тумбочке. Это сигнальные экземпляры книг других авторов, пишущих для подростков и молодежи, которые хотят, чтобы я написала краткую аннотацию для обложки и благословила их особой золотой печатью одобрения самой Тисл Тейт. Папа вежливо от моего имени отклоняет большинство запросов, пропуская книги только некоторых восходящих звезд, которые тщательно и взвешенно выбирает. «Нам нельзя размывать наш бренд», – говорит он. Но я все равно в конечном итоге читаю большинство присылаемых мне романов. Книги – мои верные друзья и заклятые враги.

Я облокачиваюсь на подушки и закрываю глаза, дожевывая имбирное печенье. Какое оно жесткое. Больше похоже на сухарики. Почему папа решил, что именно их должна больше всего любить Мэриголд? По поводу этой детали он со мной точно не консультировался. Разве что… имбирное печенье могла любить мама. Может быть, поэтому папа выбрал именно его?

Я ее дочь, но при этом даже не знаю, какое у нее было любимое печенье. А что, если она вообще не любила печенье? Что, если любила соленое больше, чем сладкое, например, предпочитала картофельные чипсы шоколадным батончикам? Я так многого о ней не знаю. Мелочи, которые вкупе значат так много.

Я откладываю этот вопрос до лучших времен и тянусь еще за одним печеньем, прокручивая в голове все события вечера. И снова вспоминаю, что папа сказал Сьюзан и Эллиоту: «Что-то новое». Свежий укол. Ничего нового больше не будет. Никогда. Папа же обещал. Я со злостью откусываю кусочек имбирного печенья и слышу удар в стекло. Мяч для пинг-понга. Лиам. Он не спит. Я вылезаю из постели и бегу к окну. Стучу по стеклу два раза, и Лиам показывает рукой во двор.

На мне тапочки со Снупи, та самая пижама с атрибутикой квиддича, и макияж смыт, но это все не важно. Я выхожу в холл и вижу, что дверь в папину комнату закрыта и свет не горит. На цыпочках я спускаюсь по лестнице, всего на минутку останавливаюсь у кабинета, чтобы послушать храп Люси. Совершенно жуткий звук: фыр-гыр, фыр-гыр. Иногда она резко тявкает и взвизгивает, пиная ногами воздух. Во сне она снова не более чем счастливый щенок. К храпу я привыкла, но этот щенячий лай всегда меня будил, когда Люси спала у меня в комнате.

Я иду дальше по коридору, мимо кухни. Снимаю с крючка пальто и заворачиваюсь в него.

– Привет, – говорю я, выходя на улицу и тихо закрывая дверь за моей спиной.

Лиам сидит на кирпичной стене, которая разделяет наши дворы, его ноги свешиваются вниз с нашей стороны и болтаются как раз над моей клумбой. На небе сегодня всего лишь тонкий месяц, поэтому на улице совсем темно.

– Как дела?

Я глубоко вдыхаю, стараясь придать лицу подходящее спокойное выражение. Без зеркала ничего точно сказать нельзя, но, скорее всего, у меня ничего не выходит.