Спонсоры. Нет проблем, или Небольшие трансбалканские хроники из страны спонсоров - Жеральдин Бегбедер

«Мустанг кобра» Дарко срывается с места. Радио — ужас сколько децибел — выдает сербскую ультрапатриотическую песню в стиле турбо-фолк. Опять эта Цеца, бимбо эпохи Милошевича, вдова Аркана, военного преступника, действия которого дали основания TPI ^[2] выдвинуть против него в 1997 году обвинения в двадцати четырех преступлениях против человечества, в нарушении Женевских конвенций, в геноциде хорватов, боснийцев, косоваров и албанцев — в расправах, убийствах и насилии над мусульманами Боснии.

Бывший уголовник, экс-налетчик на банки, участвовавший в этнической «чистке» Вуковара в ноябре 1991-го, успел хорошенько набить себе карманы и набивал бы дальше, если бы не получил пулю в голову из автомата Хеклер&Кох. Когда субботним январским вечером 2000 года полиция через две минуты после выстрела приехала в шикарный белградский отель «Интерконтиненталь», он лежал в луже крови на полу вестибюля — там, где его и пристрелили. Убийство, похоже, заказал кто-то из окружения диктатора Милошевича — ему ведь охотно помогала организованная преступность. Особенно активно — те, кого называют спонсорами.

Как будто вижу перед глазами фотографию, опубликованную на прошлой неделе в газете «Глac явности». Вдова Аркана Цеца, звезда-символ. Миллиардерша с силиконовой грудью, в сверкающих стразами серебряных мини-бикини от Версаче позирует на фоне собственной яхты со своими двумя детишками, смоляные волосы развеваются на ветру. ^[3]

Зад — просто конфетка. Вся — будто бомба, которая вот-вот взорвется. Да уж, выглядит эта Цеца потрясающе! Дарко рассказывает, что малышка не просто трахалась с балканским живодером Арканом, они действительно любили друг друга, эти двое. Настоящая история чистой любви — искреннее чувство и все такое прочее. Что тут сказать — ничего, кроме глубокого уважения, подобное чувство не внушает. Цеца даже ввела в моду стрижку, какую носил шеф военизированного сербского отряда «Тигры», добавляет он сообщически-доверительным тоном. И с другой стороны, как будто хочет тем самым предотвратить любые мои возражения. А это ведь правда, что стрижка «под Аркана» — с точки зрения сербской молодежи — полный улет, и они от этой стрижки как тащились, так и сейчас тащатся. Гладко выбритый череп для них — способ показать себя мужчиной. Если мы сейчас встали на путь посткоммунизма и демократии, это еще не повод распускаться. Мы не пидоры, блин!

Виктор, сидящий на переднем сиденье, поворачивается к нам, пускает по кругу бутылку ракии. Стрелка спидометра резко смещается вправо — до ста восьмидесяти километров в час. Двигатель с диким ревом тащит нас вперед. Шины скрежещут об асфальт дороги. Скорость сумасшедшая, вот-вот оторвемся от земли.

Ален вжался в сиденье, он уже раскаивается в том, что сел в эту машину, и смотрит на меня с легким беспокойством — как в самолете, который нес нас к Белграду. Он всегда боится взлета. А у меня кишки сводит скорее от приземления.

Наверное, наш водитель чувствует, что и я сейчас побаиваюсь, он снова поворачивается назад и говорит, что опасаться нечего. Дарко — профессионал, хочет стать автогонщиком. А тренироваться на улицах Белграда все-таки лучше, чем носиться по кругу, нет, что ли? Там все слишком предсказуемо. Никакого риска. Логика несокрушимая. Что можно добавить? Молча беру Алена за руку. Рука влажная, чувствую, что вот-вот заражусь его страхом. Если смотрю вперед, вижу затылок Дарко, вижу, как напряжена его шея, как вцепились в руль руки, а когда заглядываю в зеркало заднего вида этого чертова «мустанга», мне кажется, что водитель взглядом гипнотизирует дорогу, — в точности так этот псих выглядит, когда они с Виктором обсуждают нескончаемые гонки с преследованием в «Гран-при 4», их кретинской видеоигре. Скотина Виктор истерически хохочет, так громко, что даже перекрывает иногда теплый чувственный голос Цецы. Короче, эти двое уже словили свою дозу адреналина, но продолжают ловить дальше.

На крутом вираже рука Алена еще сильнее сжимает мою. Стараюсь избегать его взгляда, и так знаю, что там отчаяние пополам с яростью. Он не хочет умирать. У нас впереди вся жизнь и еще много чего хорошего. Отвожу глаза, мне стыдно, что это из-за меня мы так вляпались. Ладно, сейчас главное просто пережить этот морок. Главное — не смотреть на спидометр. Не паниковать. Отблески на стекле, мелькающие, наслаивающиеся одна на другую полосы света, будто ускоренное изображение при монтаже видеоряда для телесериала о ночном Париже, снятого методом субъективной камеры. Вот только все на самом деле, и мы в Белграде. Едва промелькнула за окнами площадь Князя Михаила — и мы уже на Славии, протискиваемся между машин. Слаломисты хреновы. Резкий разворот — кру-у-угом! — нас почти укладывает на бок — ничего, все под контролем — снова кру-у-угом! — этот разворот еще кошмарнее — теперь через круглую площадь… и все сначала.