Азъесмь - Этгар Керет

Удивлен? Конечно, я был удивлен. Встречаешь девушку. Первое свидание, второе, там ресторан, тут кино, всегда дневные сеансы. Дело доходит до секса, секс превосходный, чувства со временем тоже приходят. И вот в один прекрасный день она является к тебе в слезах, а ты обнимаешь ее и говоришь – успокойся, все в порядке, а она отвечает, что больше так не может, что у нее есть тайна, не просто тайна – нечто ужасное, проклятье, то, о чем она хотела сообщить тебе с самого начала, но не могла набраться мужества. Эта штука давит на нее, как две тонны кирпичей. И она обязана тебе рассказать, просто обязана – но ей ясно, что в ту самую секунду, когда она тебе откроется, ты ее бросишь и будешь прав. И она немедленно снова начинает плакать. «Я тебя не брошу, – говоришь ты, – не брошу, я тебя люблю». Может, с виду ты взволнован, но на самом деле нет, а даже если да – то из-за ее слез, а не из-за тайны.

Ты уже знаешь по собственному опыту, что все эти секреты, из-за которых женщины едят себя поедом, чаще всего сводятся к случайному сексу с каким-нибудь животным, или родственником, или с кем-нибудь, кто заплатил за это деньги. «Я шлюха», – всегда говорят они под конец, а ты обнимаешь их и говоришь: «Ты нет, ты нет», или: «Шшшшш…» – если они продолжают плакать. «Это действительно ужасно», – уверяет она, как будто поймала тебя на невозмутимости, которую ты так пытаешься скрыть. «Пока ты прячешь это внутри, оно, может быть, и звучит ужасно, – говоришь ей ты, – но это из-за акустики. Ты увидишь, вот скажешь вслух – и все сразу окажется менее ужасно». Она почти верит, колеблется секунду и говорит: «Если бы я тебе сказала, что по ночам превращаюсь в низенького толстого мужчину, без шеи, с золотым кольцом на мизинце, – ты бы и тогда продолжал меня любить?» И ты говоришь – конечно. А что ты еще скажешь – «нет»? Она просто экзаменует тебя, а ты любишь ее безоговорочно и при этом всегда прекрасно сдавал экзамены. И действительно, как только ты ей это говоришь, она тает, и вы начинаете трахаться, прямо в гостиной. И потом вы лежите в обнимку, и она плачет от облегчения, и ты тоже плачешь бог знает от чего. И – нет, она не встает и не уходит, как всегда. Она остается у тебя ночевать. И ты лежишь в кровати без сна, смотришь на ее прекрасное тело, на заходящее солнце за окном, на месяц, внезапно выскочивший как бы из ниоткуда, на серебряный свет, скользящий по ее телу; ты гладишь пушок у нее на спине. И буквально через пять минут ты обнаруживаешь в кровати рядом с собой толстенького коротышку. И этот коротышка встает, улыбается тебе, смущенно одевается. Он выходит из комнаты, а ты – за ним, и вот он уже в гостиной, нажимает толстенькими пальцами на кнопки пульта, смотрит спорт по телевизору. Футбол, Лигу чемпионов. Когда мажут, он ругается, а когда забивают гол, он вскакивает и делает волну. После игры он сообщает тебе, что у него сухо во рту и пусто в животе. Ему бы хотелось сэндвич, по возможности с курицей, но и с говядиной тоже ничего. И ты садишься с ним в машину и едешь в какой-то ресторан, который он знает в Азуре. Новое положение вещей тебя нервирует, очень нервирует, но ты совершенно не знаешь, что делать, твои центры принятия решений парализованы. Ты, как робот, переключаешь скорости, когда вы съезжаете на Аялон, а он сидит на соседнем сиденье, выстукивает ритм золотым кольцом на мизинце, и на светофоре около Бейт Дагон открывает окно, подмигивает тебе и кричит какой-то голосующей солдатке: «Зайка, хочешь, мы тебя погрузим сзади, как козу?» Потом в Азуре ты ешь с ним мясо, пока у тебя чуть не лопается живот, а он наслаждается каждым кусочком, смеется, как младенец. И все время ты говоришь себе, что это всего лишь сон – странный сон, что да то да, но ты вот-вот очнешься.

По дороге обратно ты спрашиваешь, где его высадить, а он делает вид, что не слышал, но выглядит очень несчастным. В конце концов ты понимаешь, что привез его назад к себе домой. Уже почти три. «Я иду спать», – говоришь ты, и он машет тебе рукой с пуфа и продолжает смотреть канал мод. Утром ты просыпаешься разбитым, с побаливающим животом, а она в гостиной, все еще дремлет. Но пока ты принимаешь душ, она встает. Она виновато обнимает тебя, а ты слишком смущен, чтобы обсуждать все это. Время идет, а вы по-прежнему вместе. Секс все лучше и лучше, она уже не так юна, как прежде, да и ты тоже, и вдруг ты ловишь себя на разговорах о ребенке. А ночью вы с толстячком оттягиваетесь, как ты еще никогда не оттягивался. Раньше ты не знал даже названий тех ресторанов и клубов, куда он тебя водит, и там вы танцуете вместе на столах и бьете тарелки, как будто это последний день вашей жизни. Он очень славный, этот толстячок, грубоватый, правда, в основном с женщинами. Иногда он отпускает такие замечания, что ты не знаешь, куда глаза девать. Но в остальном с ним очень по кайфу. Когда вы только познакомились, ты не слишком интересовался футболом, а сейчас уже знаешь все команды. И каждый раз, когда команда, за которую вы болеете, побеждает, ты чувствуешь себя так, будто загадал желание и оно сбылось, а это такое редкое чувство, особенно для типа вроде тебя, который сам никогда не знает, чего хочет. Таким образом, каждую ночь ты устало засыпаешь рядом с ним под матч аргентинской лиги, а утром снова просыпаешься рядом с красивой и понимающей женщиной, которую тоже любишь до боли.