Этот сладкий запах психоза. Доктор Мукти и другие истории - Уилл Селф

Виктории и Анне

У окна отдельного кабинета клуба «Силинк» [1]стояли двое мужчин; они наблюдали за третьим, который в это время маячил на углу Дарбле-стрит. Это был толстенький человечек под сорок, в не самом дешевом, но и в не особо дорогом тренчкоте. В его жидких русых волосах уже красовалась проплешина; правда, толком всего этого они видеть не могли, потому что стояли на четвертом этаже и смотрели практически вертикально вниз.

— Да ну, вряд ли он собирается это сделать, — сказал Ричард Эрмес. — Думаю, пойдет домой, к жене под крылышко.

— А вот я не уверен, — ответил его приятель, Тодд Рейзер, в свою очередь затягиваясь «косяком», который передал ему Эрмес. — Он безусловно хочет — вот только интересно, хватит ли у него духу.

Стоявший на углу сделал пару шагов к краю тротуара — точно собирался перейти дорогу и отправиться восвояси, — но внезапно обернулся, чтобы еще раз взглянуть на здание, расположенное позади.

Трудно сказать что-то определенное об этом здании; из-за слоя копоти непонятно было даже, когда оно построено; портик был испещрен многочисленными кнопками звонков. И хотя с этого расстояния Ричард не мог их толком разглядеть, он знал, что над каждой из них скотчем приклеен клочок бумаги или картона с надписью «модель». В дверном проеме также красовался знак, наподобие тех, что вращаются в потоке воздуха от проезжающих машин на придорожных заправках, на одной стороне которых значится «БЕНЗИН», а на обороте «ДИЗЕЛЬНОЕ ТОПЛИВО». Но этот знак гласил «МОДЕЛЬ» — и с обратной стороны тоже.

Облаченный в тренчкот потенциальный «клиент» снова замаячил на дороге; теперь он в нерешительности переминался с носка на каблук. «Ставлю пять фунтов, что он это сделает», — сказал Тодд Рейзер, доставая означенную купюру из бокового кармана пиджака.

— По рукам. — Ричарду не хотелось, чтобы тот, кто стоял на углу, поднимался на лифте и трахал какую-то из тамошних шлюх. Ричарду хотелось, чтобы он топал на станцию Тоттенхем-Корт-роуд и ехал по Центральной линии к себе домой, в тихий зеленый пригород Парсон-Грин, или Тархем-Грин, или еще какой-нибудь Грин, где он наверняка жил, а от пригородной станции — пешком к супруге, с чистой совестью и не пропахшим лубрикантом со спермицидом мужским достоинством. Ричарду этого очень хотелось.

Вдруг, точно прочитав мысли двоих наблюдателей, толстячок в тренчкоте резко развернулся на каблуках, опасливо оглянулся по сторонам и юркнул в здание. Ричард и Тодд не спускали глаз с его — теперь четко различимого — профиля, который появился сперва в окне лестничной площадки первого этажа, потом второго, потом третьего.

— Наверное, ищет товар этажом повыше, — презрительно хмыкнул Тодд.

— А может, просто знает, что делает, — возразил Ричард.

И тут они потеряли его из виду. Ричард вздохнул, пытаясь представить, что происходит там, внутри. В комнатушке шлюхи неровный пол, покрытый жиденьким сереньким ковриком. А кровать — какая там может быть кровать? Суденышко для коротких и малоприятных поездок. Какая-нибудь рухлядь, на которую как завалился, так и скатился. Ричард почти ощутил тяжелый дух той комнаты — вонь самых дешевых духов, сигаретного дыма, легионов мужских достоинств и использованных презервативов. Все это перекрывал почти фекальный запах масла для тела. А какова собой сама проститутка? Жеманная страхолюдина, решил Ричард, подставляет лысеющему клиенту свою сухую щелку — он уже видел, как тот снимает тренчкот, аккуратно складывает его и кладет на трехногий табурет.

— Давай пятерку, — бесцеремонно прервал нить мыслей Ричарда Тодд, грубо ступив на нее языком, превратившимся в кожаную подметку. И вновь передал приятелю «косяк», вернее то, что от него осталось. Ричард неуклюже завозился, пытаясь не обжечься, с трудом засовывая руку в карман узких джинсов.

Но человек в тренчкоте появился снова. Быстрой семенящей походкой вышел он из парадной двери публичного дома.

— Глянь-ка на него! — Тодд не поверил своим глазам. — Теперь он и в самом деле напуган.

Ричард перестал копаться в поисках пятифунтовой банкноты.

— Ты проиграл, — сказал он.

— Чего?

— Проиграл ты, — повторил Ричард. — За то время, что он там пробыл, невозможно кого-либо трахнуть.

— Гм… Похоже, так. Ну, тогда держи! — Тодд достал из кармана банкноту в пять фунтов, скатанную в трубочку, и протянул Ричарду, который, внутренне слегка содрогнувшись, заметил на ней остатки присохшей сопли и запекшейся крови. — Видать, правда, домой, к жене под крылышко. — И ушел, громко хлопнув дверью.

Однако, как увидел продолжавший наблюдать Ричард, домой человек в тренчкоте идти и не подумал. Куда там. Он пересек дорогу по диагонали и исчез за горизонтом, очерченным подоконником. Вошел в «Силинк», с содроганием понял Ричард. Ричард был удивлен, если не сказать, ошарашен. Возможно, будучи членом клуба, он имеет отношение к медиаиндустрии и боится, что его узнают. А может, ему все равно? Может, и не существовало вовсе никакой женушки в пригороде с названием, оканчивающимся на -Грин, и никто в этот самый момент не снимал с конфорки кастрюлю с приготовленным для него ужином — пусть настоится и немного остынет.

Ричард вздохнул. Он был молод, строен, среднего роста, с курчавыми белокурыми волосами. В тонких чертах его лица сквозила какая-то настороженность; на веках и изгибах ушных раковин проглядывали тонкие голубые венки. Выражение лица было целеустремленным, немного насмешливым, однако лишенным — пока еще — коварства хищника городских джунглей. Жены у Ричарда не было, да и подружки тоже. Мрачно это как-то, подумал он, — одни лишь шлюхи с сухой щелкой.

Смаковать эту мысль ему не хотелось — так было противно, что даже горечь во рту появилась. На самом деле молодой Ричард вовсе не был черствым грубияном. Слегка кашлянув, он сглотнул, ссутулился, вздрогнул и затем последовал тем же путем, которым только что вышел Тодд Рейзер, закрыл дверь и принялся спускаться по винтовой лестнице, покрытой оранжевым ковриком, пока не очутился в баре.

Время коктейлей подходило к концу, и атмосфера в баре клуба «Силинк» была по меньшей мере тяжелой. Последние пару часов толпа раздавленных суровостью действительности, озлобленных жизнью и обиженных на судьбу напряженно работала над тем, чтобы утопить свои тяготы в боксах для сенсорной депривации, полных алкоголя. Квалифицированную помощь в проведении этой безальтернативной терапии оказывал им шеф-бармен заведения, Джулиус. Он выписывал пируэты за зеркальным стеклом барной стойки, выделывая па с бутылками виски, джина и водки, снимая оные с полок и наполняя стаканы, бокалы и стопки. Он танцевал канкан с шейкером, ламбаду с кубиками льда и чарльстон с бутылками пива. Двигался Джулиус быстро и легко. Его ярко-рыжая шевелюра походила на лужайку, выстриженную по проекту какого-нибудь кубиста от ландшафтного дизайна, в ушах красовались серьги в виде яшмовых гвоздиков, а рубашка, фартук и даже оправа очков были безупречны и сияли изяществом и совершенством. Выправка Джулиуса столь неопровержимо говорила о высшем классе, что — как частенько бывает — в сравнении с ним члены престижного закрытого клуба «Силинк» выглядели какими-то потрепанными.