Дело было так - Меир Шалев

Дело было так.

Стоял жаркий летний день, и я немного вздремнул после полудня, потом очнулся от приятной дремы, поднялся, приготовил себе чашку кофе, отхлебнул и вдруг заметил, что окружающие как-то странно посматривают на меня и с трудом сдерживают смех. Причина этого открылась немедленно: стоило мне наклониться, чтобы застегнуть сандалии, как я увидел, что ногти у меня на ногах, все десять, покрыты блестящим красным лаком.

— Это что за шутки?! — воскликнул я. — Кто меня так разукрасил?

За полуоткрытой дверью веранды послышалось хихиканье, отлично знакомое мне по прежним случаям такого рода.

— Я знаю, кто тут нашкодил! — известил я приоткрытую дверь. — Сейчас я вас поймаю, надеру уши и этим же красным лаком выкрашу вам носы. И увидите, я все это сделаю так быстро, что еще успею вернуться к своему кофе, прежде чем он остынет!

Сдержанное хихиканье превратилось в восторженный детский визг, тем самым подтвердив мои подозрения. Ну конечно — пока я спал, ко мне подкрались мои маленькие племянницы Рои и Номи, дочери моего брата. Младшая, как они потом объясняли хором, покрасила мне четыре пальца, а старшая — остальные шесть. Они рассчитывали, что я со сна ничего не замечу, выйду в таком виде на люди и стану предметом всеобщих насмешек. Сейчас, когда их злостный умысел сорвался, они вбежали в комнату с криком:

— Не смывай краску, дядя Меир, пожалуйста, не смывай, это ужасно красиво!

Я сказал, что полностью с ними согласен. Это, конечно, ужасно красиво, но тут есть одно маленькое затруднение. Мне нужно вот-вот отправляться на некое важное мероприятие и даже выступать там. Не могу же я появиться перед посторонними людьми в таком виде. Ведь сейчас уже лето, летом я хожу в сандалиях, и все увидят мои накрашенные ногти.

Они все это давно знают, заявили мои племянницы, и про важное мероприятие, и про мое выступление там, они потому и раскрасили меня именно сегодня.

На это я, в свою очередь, заявил, что на любое другое мероприятие я с большим удовольствием пошел бы в таком виде, но только не на это. Потому что на то мероприятие, куда я иду сегодня, соберутся такие люди, выступать перед которыми с накрашенными, да еще на ногах, да еще красным лаком ногтями может рискнуть лишь вконец отчаявшийся человек.

Дело в том, что выступление, которое я с таким жаром обсуждал с племянницами, должно было состояться в одном из хозяйств моего родного мошава Нагалаль [1]в Изреельской долине [2]по случаю открытия старого, недавно расчищенного и подновленного оружейного тайника Хаганы [3]. Этот тайник был сооружен во времена британского мандата [4]и укрыт в коровнике, замаскированный под видом ямы для стока мочи. А я в своей первой книге «Русский роман» описал вымышленный тайник точно такого же рода в некой вымышленной деревне нашей Долины. Книга вышла, и тогда в нашем мошаве, в том хозяйстве, где такой тайник в мандатные годы действительно существовал, стали появляться читатели, которые хотели на него глянуть.

Постепенно слух о тайнике стал переходить из уст в уста, число любопытствующих все возрастало, и они начинали уже понемногу досаждать другим мошавникам, но тут сообразительные хозяева поняли, как им «извлечь сладость из этой горечи» [5]. Они подновили дряхлый тайник, построили над ямой небольшую беседку для посетителей и тем самым добавили еще один источник дохода ко всем прочим отраслям своего хозяйства. А на тот день, когда племянницы накрасили мне ногти на ногах своим красным лаком, как раз назначено было официальное открытие этого возрожденного тайника, и меня попросили выступить на торжественной церемонии.

— А посему тащите сюда скорей ацетон и сотрите с меня эту вашу ужасную красоту, — попросил я племянниц. — И пожалуйста, побыстрее, мне уже пора отправляться.

Увы, племянницы категорически воспротивились.

— Пойдешь так! — сказали они хором.

Я снова стал втолковывать, что речь идет о самом что ни на есть мужском празднике и что в нем примут участие несколько поколений бойцов нашей Долины, ветераны Хаганы, Цахала, Хиша и Пальмаха [6], те знаменитые герои штыка и плуга, которые не раз перековывали мечи на орала и обратно, короче, дорогие мои племянницы, — люди того покроя, которым мужчины с накрашенными красным лаком ногтями никак не по душе и не по нраву.