Малабарские вдовы - Суджата Масси

Бомбей, февраль 1921 года

В то утро они едва не столкнулись – именно тогда Первин и увидела незнакомца впервые.

Он стоял, почти скрытый от глаз, в портике у входа в Мистри-хаус. Небритый мужчина средних лет: судя по виду, несколько суток спал в своей рубахе из тонкого сукна и изгвазданной хлопковой дхоти ^[1], тысячей складок свисавшей от пояса до лодыжек. Прищуренные глазки глядели устало, а еще от него кисловато пахло пóтом с примесью бетеля.

В столь ранний час посетители в адвокатской конторе Мистри были редкостью. Контора находилась на территории Форта – места, где в свое время был основан Бомбей. Старую стену снесли, но район оставался оплотом юристов и банкиров, где почти все заведения открывались между девятью и десятью часами утра.

Решив, что перед нею клиент-недотепа, Первин опустила глаза – пусть не думает, что его разглядывают. То, что женщина может быть юристом, шокировало многих. Первин посмотрела вниз – и с недоумением обнаружила, что человек этот вовсе не беден. Тонкие голени обтянуты черными чулками, на ногах – поношенные спортивные ботинки на шнуровке, из тонкой черной кожи.

Если где мужчины и носят английскую обувь и чулки вместе с дхоти, так это в Калькутте, почти в двух тысячах километров отсюда. Калькутта – город, который всегда будет напоминать ей про Сайруса.

Первин подняла глаза и, видимо, выдала свою тревогу. Мужчина подался назад.

–Минуточку! Вам в адвокатскую контору Мистри?– окликнула она его – но он уже бежал через улицу.

Озадаченная Первин постучала в дверь, и ей почти сразу же открыл Мустафа, их старый слуга, испокон веку заправлявший в Мистри-хаусе. Он поприветствовал Первин, дотронувшись до сердца и до лба, а потом взял у нее контейнер с ленчем, который она принесла с собой.

–Адаб, Первин-мемсагиб ^[2],– поздоровался он.– А где нынче утром ваш почтенный батюшка?

–Сегодня в Верховном суде слушают дело Джаянта. Мустафа, а вы знали, что снаружи дожидаются?

Он посмотрел ей за спину, на пустой портик.

–Нет. И где этот дожидавшийся?

–На другой стороне улицы, вон тот мужчина в дхоти.

Первин увидела, что незнакомец стоит в тени одного из зданий.

Мустафа прищурился.

–Грязный, но не нищий. Обувь не та.

–Ботинки и чулки,– подтвердила Первин.

–Если бы он постучал, я бы сказал ему прийти после десяти. Вы с утра слишком заняты, чтобы принимать таких,– хотя, кажется, на сегодня у вас встреч не назначено?

Первин различила в его голосе озабоченность. Мустафа знал, как сложно ей привлекать клиентов.

–Я не назначала никаких встреч, потому что сегодня из Англии приезжает моя старинная подруга. Я собираюсь встретить ее на причале.

–На борту «Лондона»?

Первин улыбнулась.

–А, так вы даже посмотрели списки пассажиров в сегодняшней газете!

Седовласый старик слегка опустил голову, принимая похвалу.

–Совершенно верно. Я дам вам знать, когда начнут разгрузку судна. И скажите еще: ваша английская приятельница намерена посетить Мистри-хаус? Я приготовил бы небольшое чаепитие.

–Я думаю, Элис первым делом поедет к родителям на Малабарский холм – но, наверное, в ближайшее время здесь побывает.– Первин окинула взглядом мраморное фойе, мягко освещенное настенными бра с позолоченными абажурами. Ей будет очень приятно показать это здание в стиле бомбейской готики своей подруге Элис Хобсон-Джонс. Потолки высотой в шесть метров – большая редкость и особая гордость Аббаса-Кайама Мистри, ее покойного деда. Первин постоянно казалось, что дед смотрит на нее с большого портрета, охраняющего вход. Глаза, такие же чернильно-черные, как и плоская фета ^[3], выражали всезнание, но не приязнь.– Мне нужно наверх, поработать с документами. Надеюсь, папа успеет к ленчу – я сегодня очень вкусный приготовила.

–Если только он, иншалла ^[4], выиграет дело,– набожно произнес Мустафа.– В противном случае у него не будет аппетита.

–Он почти никогда не проигрывает!– заметила Первин, хотя дело в то утро слушалось сложное. И она, и Джамшеджи молчали в машине по дороге на работу: он перелистывал свои заметки, она смотрела в окно, думая про их молодого клиента, который томился в тюрьме совсем неподалеку, и гадая, станет ли этот день днем его освобождения.

–Ваш отец выигрывает, потому что Бог даровал ему умение читать мысли за человеческими лицами,– заметил Мустафа.– Для Мистри-сагиба лицо судьи – та же газета.

Первин вздохнула: жаль, что она не обладает тем же талантом. Она понятия не имела, кто этот незнакомец – потерянная душа или провозвестник серьезных неприятностей.

Выбросив из головы неприятное происшествие, Первин поднялась наверх и погрузилась в наполовину дописанный договор о распределении имущества, устроившись на своей половине большого двухстороннего стола из красного дерева. Юридическая документация довольно скучна, однако нюанс смысла одного-единственного слова может обозначать границу между успехом и крахом. За три года изучения юриспруденции Первин многое для себя уяснила, а проработав полгода под началом отца, привыкла к тому, что каждую строку нужно выверять снова и снова.

Солнце пекло все сильнее, Первин включила маленький электрический вентилятор в центральном окне. Мистри-хаус стал первым зданием в квартале, которое платило за электричество, стоило оно дорого, и его полагалось экономить.

Первин посмотрела в окно, на улицу. На пятидесяти квадратных километрах территории Форта когда-то располагалось укрепление, принадлежавшее Ост-Индской торговой компании. Теперь район известен тем, что здесь находится Верховный суд, а вокруг – многочисленные адвокатские конторы. Помимо тех, которые принадлежат англичанам, индуистам и мусульманам, есть и некоторое количество тех, в которых заправляют ее единоверцы – зороастрийцы ^[5] индийского происхождения. Парсы ^[6] составляли лишь шесть процентов населения Бомбея и примерно треть местных юристов.