Лось на диване, верветка на печи - Юлия Говорова

Мне посчастливилось стать свидетелем того, как эта книга Юлии Говоровой создавалась. Она возникала по кусочкам, сшивалась по лоскуткам-заметкам прямо у меня на глазах. Она была живая, летучая, как ворох перьев, я читала ее в разных вариантах много раз, она переливалась через край от избытка впечатлений, за ней было не уследить! Третий раз читаешь, пятый — и все по-разному, и опять прекрасно! Возникали новые персонажи, показывались из-за поворота новые заброшенные деревеньки, все новые звери-малыши попадали в дом-зоопарк и в сердце автора. Эта книга неуловима, подвижна, как само течение жизни. Она не стоит на месте, не ждет читателя, она живет и меняется, нечего и пытаться остановить ее, приколоть, как бабочку булавкой, чтобы подождала, застыла, перестала трепыхаться. Она подвижная, как детеныш обезьяны. Как сурикат. Как пятипалые ручки енота Барабанова, что не могут бездействовать ни секунды.

Пока читаешь, то прослезишься не пойми отчего, то расхохочешься, то аж взвизгнешь: ох как подметила Юлька, ну дает! Эта книга пронизана такой безграничной, непривычной, неприкрытой нежностью, что остается только удивляться и восхищаться. И беспокоиться за писателя, способного так любить мир.

А Юля в ответ на мои восторги пишет:

«Нам всем немножечко еще далеко до сурикатов. Как Рита обнимает своего любимого Суру, как Сурик, будучи старше всего на месяц, покровительственно и заботливо относится к Рите. Они спят у меня ночью в кошачьей переноске, и я каждый вечер открываю крышку, подглядываю, как лежат они, обнявшись. Днем носятся друг за другом, колобродят, все съедобное делят со скандалом, но при этом вот вам пример удивительной нежности друг к другу».

Наконец Юля все дописала, я доредактировала, текст отослали художнику. И тут бац! От Юли письмо. Ну как я могу не поделиться с вами такими строками?!

«У нас теплые дни, но иногда, правда, ветреные. Сегодня был безветренный день, и мы с Вероникой далеко ушли после суеты с животными. Сосновые леса переходили в ольховые, березовые, мхи устилали поляны, стеной стоял отцветший и поэтому белесый на верхушках кипрей. Песок под ногами на проселочной дороге струился. Такой чистый песок, как из песочных часов. И мы ходили по нему. Шли, шли, шли. Лосиные мухи иногда на нас садились. Неприятно, конечно, но не страшно. Вдруг, пройдя лесной поворот, услышали дробный стук копыт (в такой глуши!), а у лосей сейчас как раз время гона. У меня сердце подпрыгнуло, ну, думаю, лось! Полундра! Прячься кто может! Лось страшен во время гона! А показалась дорожная кибитка.

Сергей Воскресенский, поэт и отшельник, ты же помнишь его, ехал на Сороть, в верховье Сороти, мыть корни калгана, чтобы сдать их потом в заготконтору. Ехал на мерине, мерина зовут Мазурик (он нас, кстати, тоже испугался и чуть не съехал с коляской на обочину). Сергей рассказал, что недавно сломался у него радиоприемник и кошка сбежала, потерялась. А любила слушать радио. Они его слушали вместе. Кошку завораживали человеческие голоса (в лесной глуши!). Сергей включал приемник, пока он работал, выключал. А у кошки включать не получалось. „Образование у нее не такое“, — объяснил Сергей.

Сергей умчался вперед мыть в реке калган, а мы пошли вслед за ним по дороге, но пешком. Дошли до полузаброшенной деревни. Потом вышли к реке, где я, хотя и прохладно, искупалась. Я никогда не купалась в таких верховьях Сороти. Место было мелкое-мелкое, где брод. Плывешь, и песочек видно речной (тоже будто из песочных часов), и все-все камешки. Дно прозрачное.

Вернулись мы по той же дороге, в какой-то момент нас Андрей на машине подобрал. Едем, и вдруг они увидели птиц: „Ястреб в небе! — кричит Вероника. — По крыльям это вижу!“ — „Нет, пустельга! — ей отвечает Андрей. — Только пустельга, как и канюк, высматривая в поле мышей, так зависает в полете!“ Такие у них споры.

А я все еще вспоминала о реке».

Может, зрение у Юли какое-то особо острое? Может, сердце увеличенной емкости? Вот вы понимаете, как надо смотреть на людей, на природу, на животных, чтобы увидеть все эти подробности, чтобы все вобрать, впитать, поселить внутри себя до самой мелочи, а потом написать, да как написать! Чуете, как словечко к словечку будто перекатываются друг за дружкой, поблескивают, как камешки в ручье, и речь журчит ручейком, шуршит ветерком. Это готовый рассказ. Еще одна красивая, законченная главка для книги. Пусть она будет в предисловии, хорошо?

Ну все, наслаждайтесь. Только не торопитесь, принимайте эту книгу как лекарство. Разбавляйте тишиной, смакуйте. Она необычная, эта книга. Она — другая.

P. S. Видите, я тоже не могу остановиться. Хочу сказать по секрету, что Юлино «прохладно» — это пятнадцать-шестнадцать градусов днем, а сейчас, ближе к ночи, на градуснике двенадцать. А она в речке купается, дно разглядывает. Говорю же, удивительная личность.