Папатека - Анна Никольская Страница 8

Рома захлопал в ладоши и чуть не расплакался от благодарности за мой сухой комплимент.

Что делали со мной потом, я плохо помню. Потому что потом в салон зашла наша классная, Анна Емельяновна, и ей стали делать маникюр. Допустить, чтобы она меня увидела здесь, я никак не мог. Поэтому я сосредоточился на том, чтобы стать невидимым или, по крайней мере, неузнаваемым. И когда мне предложили сделать глиняную маску, я с радостью согласился. И на всё остальное тоже – на все эти пилинги-шмилинги и разнообразные косметические процедуры.

Из салона я вышел красивый как бог и голодный как волк. И ещё я твёрдо решил, что туда я больше не ходок.

– Тебе понравилось? – спросил Павлинов и, не дав ответить, добавил: – Теперь ты писаный красавец – весь в меня! – Он с гордостью взял меня за руку и повёл через дорогу на красный свет. В ресторан.

Я ещё никогда не был в ресторане, поэтому очень нервничал. Я нервничал, когда нас встречали у порога и провожали за столик, нервничал, когда усаживался на бархатный стул, нервничал, когда изучал меню величиной с доску для сёрфинга. Но больше всего я занервничал, когда увидел, сколько столовых приборов лежит с каждой стороны моей тарелки. Всего их было десять, и о назначении некоторых я мог лишь смутно догадываться. Хорошо, что заказывать мне ничего не пришлось. Павлинов нашептал что-то официанту на ухо, и тот умчался выполнять заказ.

Нам принесли прохладительные напитки. Я хотел колу, но подали мне холодный зелёный чай. Он пах духами и был такой густой, что в нём стояла ложка.

– Я рад, что ты мой сын, Витя, – сказал Лев Клементьевич, грациозно отпивая из бокала, как настоящий павлин.

– Да? А почему? – спросил я. Честно, ничего особенно радостного в том, что я его сын, я не видел.

– Всегда хотел, чтобы мой сын пошёл по моим стопам!

– Но я не собираюсь идти по твоим стопам, – откровенно признался я. – Я мечтаю стать гонщиком «Формулы один» или, на худой конец, изобретателем.

– Ой, не смеши меня, – отмахнулся папа. – С такими внешними данными тебе прямая дорога на подиум.

– А разве у меня есть внешние данные? – заинтересовался я. Признаться, я всегда считал себя мальчиком посредственным, с маленьким носом и худыми ногами.

– Вот увидишь, пройдёт пара-тройка лет, и ты станешь знаменитым! Мы с тобой исколесим весь мир! Париж, Милан, Токио, Нью-Йорк… Мы станем первыми в своём роде! Брат и брат Павлиновы! Вернее, братья Павлиновы!

– Вернее, отец и сын, – поправил я своего размечтавшегося папашу.

– Ах, не в этом суть! – Он опять отмахнулся от меня, как от надоедливой мухи.

Я хотел ему возразить, напомнить о том, что молодость не вечна, что рано или поздно наступит старость, и если у него не будет нормального работящего сына, то некому будет носить стаканы с водой. Но тут пришёл наш официант и принёс закуски. Это были очень странные закуски – они все были разноцветные и не очень съедобные на вид. Одна закуска была фиолетовая и прямоугольная, а вторая – в форме ярко-зелёной пирамиды.

– Молекулярная кухня! – воздел палец к небу Павлинов, отправляя в рот что-то с оранжевым дымком.

– Какая? – не понял я.

– Ну, экспериментальная, – неопределённо поводил он в воздухе вилкой.

– Понятно, – кивнул я, притворяясь, что мне всё понятно. – А можно кусочек хлеба?

Папа хотел возразить, но официант был уже тут как тут. Он налил мне в розетку какой-то массы и убежал к другому столику.

– Что это? – брезгливо понюхал я серое вещество.

– Жидкий хлеб, ты же сам просил. Но я бы на твоём месте от мучного воздержался.

– А оно разве мучное? – Я недоверчиво покосился на подозрительный хлеб.

Павлинов вздохнул:

– Жидкий хлеб, мороженое из сельди, пельмени из прозрачного теста, взрывающийся на языке борщ, спагетти из холодца – всё это дело рук молекулярных волшебников, поваров, которые работают по законам химии и физики.

Физику и химию мы ещё в школе не проходили, поэтому мне нечего было на это возразить. Я уткнулся в тарелку с квадратной синей яичницей.

По пути домой Павлинов с увлечением рассказывал о том, что Гадюкин – настоящий гад. Только он не мне рассказывал, а Кошкиной, которая звонила ему по мобильному телефону, чтобы сообщить последние новости. А я думал, что он гений, этот Гадюкин.

– Как, он забраковал моё портфолио? – кричал папа в трубку. – Я сейчас упаду без чувств! Воды мне, воды! Нет, мне сегодня уже нельзя! Да, а ты что? А он что? А ты? А он?

Я шёл рядом и думал о том, какая это всё-таки непростая работа – быть фотомоделью. Тем более для мужчин. По-моему, женщины как-то лучше приспособлены к тому, чтобы на них мерили одежду, надевали туфли с каблуками, а потом фотографировали. И вообще, они более устойчивы ко всяким разным гадюкиным – в смысле психологически. Я посмотрел на папу (он плакал и рвал на себе пышные, красиво уложенные волосы) и от всего сердца его пожалел. Лежал себе, лежал человек в саркофаге, никто его не трогал. А тут я.

Нет, надо было что-то с этим делать. Второго такого денька на постной каше и молекулярной кухне я не выдержу. Тем более что на завтра Павлинов запланировал поход по магазинам одежды, а я этого терпеть не мог. Потому что я никакой не утончённый, а самый простой. Я обыкновенный! И папа мне нужен такой же.

С этой мыслью я прибавил шагу, чтобы поскорее добраться до дома. Ночь мне предстояла долгая.

Глава 6
Самая некомпанейская

Дорогу к дому Будь-Благодарен-Бенджамина я нашёл удивительно легко – меня словно кто-то туда привёл на поводке. Старик открыл мне дверь и нисколечко не удивился. Он как будто ждал меня. Я влез к нему через форточку и, разгладив на брюках невидимые складки, выложил всё начистоту:

– Мне нужен новый папа. С этим я жить не могу и не хочу.

– Спросить тебя позволь, почему? – женским голосом поинтересовался старик.

– Мы слишком разные. Я не умею выщипывать брови и подбирать одежду под цвет глаз.

Господин Бенджамин посмотрел на меня выжидающе, но я больше ничего не говорил. Всё и так было ясно. Павлинов и я – вещи несовместимые. Точнее, люди. И папатекарь, раз уж на то пошло, был обязан меня об этом предупредить. Это, можно сказать, его профессиональный долг. Но я не стал его ни в чём упрекать. Всё-таки я боялся, что он разозлится и не станет менять мне папу.

– Хорошо, – кивнул наконец папатекарь и добавил: – Следуй мной за.