Золото пахнет мёдом и перцем - Евгений Енин Страница 6

– Я феей у вас была. А здесь я человек.

– Фея, это навсегда, – глубокомысленно изрёк Профессор, – это как свинкой переболеть.

– Надо же, – задумалась Янка, – я – фея. Здорово. Главное – не говорить никому. А то меня от фейства начнут лечить, как от свинки.

* * *

На детской площадке постепенно собирались после дневного сна мамочки с малышами. Некоторые здоровались с Янкой, но к песочнице никто не подходил. За исключением карапуза, лет меньше двух. Он стоял, пожёвывая верёвочку от капюшона, глядя исподлобья на гномов.

– Ы! – изрёк малыш, показав обслюнявленным пальцем на Белочку.

Белочка улыбнулась и помахала ему рукой.

– А он вас как видит? – прошептала Янка, косясь на ребёнка.

– Маленький ещё, – шепнула в ответ Белочка. – Маленькие могут. И кошки.

– А. Точно.

Янка вспомнила, как пережила нападение кошки в фейской квартире.

– Ы! – Ещё раз показал пальцем малыш, и заковылял в сторону выхода с детской площадки, с явным намереньем удрать на улицу.

– Вы себе не представляете! Вы не представляете! Там вода льётся!

Восторг лился из вернувшегося Малыша как та вода. Тоном эксперта он рассказал гномам об устройстве людского туалета.

– Нет, – Янка делала всё, чтобы не засмеяться, – руки мыть там не надо, чтобы руки мыть, это из другого места вода льётся.

– Кхе, – кашлянул Толстый, – пойду-ка и я посмотрю. Исключительно из научного любопытства.

– Слушайте, ну и что там про людей, которые гномов заставляют золото добывать? – Янка вспомнила, на чём они остановились. – Вы говорили, вас на помощь послали.

– Э… Ну да…

Профессор с трудом переключился от впечатлений чужого мира на то, за чем, собственно, их в этот мир послали.

– Всё было ничего, пока Клавдия, королева бывшая, не открыла магазин.

Сидевшая на лавочке неподалёку старушка в чёрном пальто, та самая, которую они чуть не сбили с ног, выбегая из подъезда, на этих словах тихо хмыкнула.

* * *

– Что же плохого в магазине? – удивилась Янка, по магазинам ходить очень даже любившая.

– Янка, – жалобно посмотрела на неё Белочка, – у нас не то, что магазинов, у нас даже слова такого не было.

– А где же вы всё покупали? – Янка не могла себе представить жизнь без магазинов.

– А что всё?

Малыш нашёл в углу песочницы закопанные осколки зелёной пивной бутылки и увлечённо рассовывал драгоценности по карманам.

– Еда у нас своя, – начала объяснять Белочка, глядя на него.

– Мы тоже, знаешь, не чужое едим, – не понимала Янка. – Зачем тебе это?

Она проследила за взглядом Белочки и заметила стекла в руках у Малыша.

– Ну, играем мы, там, в деревне, – объяснил, смутившись, Малыш, – как будто сокровища. Это знаешь, на что поменять можно? – радостно спросил он, держа осколок двумя пальцами.

– Ой! Брось, порежешься. Я тебя шарики стеклянные подарю. Не острые. Круглые. Разноцветные.

– Правда? – просиял Малыш.

– Правда. Выкинь. Не сюда, не в песочницу, в мусорницу выкинь.

Малыш сходил к урне. Один особо симпатичный осколок, он, убедившись, что Янка не видит, припрятал.

– И что? – Янка посмотрела на Белочку. – Про своё. Мы же не воруем еду. Покупаем.

– Я не об этом, – махнула рукой Белочка. – У нас огороды. Коровы, овцы. Рыба в речке. Ягоды в лесу собираем, грибы тоже. Мы не покупаем еду. Мы её, ну… делаем, – она сделала движение руками, как будто месила тесто.

– А одежда?

– Так сказала же она, – вмешался Малыш, – коровы и овцы. Сами делаем.

Он похлопал себя по животу, точнее, по куртке из коричневой кожи и коричневой шерстяной ткани, сотканной из толстых волосатых ниток.

– Да-да, знаю я, – кивнула Янка, – сельское хозяйство, озимые, яровые, двуполье и всё такое. С магазином проще: пошёл и купил что хочешь.

– Подожди, – придержал Малыша Профессор, – сначала надо. В общем, так. Весной Клавдия пришла из леса вместе с Серёжей, директором шахты. Снег ещё не сошёл. Они долго извинялись: мы больше не будем, давайте по-соседски жить, и всё такое… – Профессор, цитируя их, сделал очень противную гримасу. – Наши совещались, думали. Митрофан, это который деревенский староста, речь сказал. Худой мир лучше доброй ссоры, кто старое помянет, тому глаз вон. Знаешь, есть такие взрослые, которые пословицами говорят.

– Бе, – подтвердила своё знакомство с такими взрослыми Янка.

Вернулся Толстый с мечтательным взглядом.

– Да… Ну, вы это… Хорошо как придумали…

– Ты что там делал-то? – спросила Белочка.

– Так я тебе и сказал.

Толстый состроил секретное лицо и тут же выложил:

– Да всё я делал. Эх…

Он посмотрел в небо.

– Красота…

– Ты за собой смыл? – бдительно поинтересовалась Янка.

– Да… – протянул Толстый.

– А воду выключил?

– Нет… – с тем же выражением объевшегося сметаной кота ответил он, рассматривая облака.

– Ну ты… Тыква ты. Беги назад, закрывай!

– Да…

Толстый ушёл с явным удовольствием. Янка посмотрела на Профессора.

– И Клавдия с Серёжей стали в деревню приходить, ну, так, типа поболтать, – продолжил он. – Серёжа всё рассказывал, как у него в шахте интересно. А что там интересного? Все же там были, долго потом плевались. Причём каменной пылью плевались. Ну, он давай на работу звать, чтобы по своей воле приходили. Посмеялись над ним: кому оно надо? И он со всеми тоже хи-хи-хи, хи-хи-хи. Очень противно. А потом Клавдия начала всякие штуки в деревню таскать.

Профессор замолчал, Янка обернулась и посмотрела на то, что его отвлекло. К песочнице подходили два парня с бутылками пива, в дешёвых спортивных костюмах. Шли привычной дорогой, глядя не вперёд, а друг на друга. О чём-то говорили, размахивая руками, свободными от пива, как будто на них напали пчёлы. В метре от бортика песочницы как в стену упёрлись. Тупо посмотрели под грибок, ещё более тупо, хотя это было непросто, друг на друга, развернулись и ушли, на этот раз молча. Янка проводила их взглядом.

– Слушайте, пойдёмте домой, я замёрзла.

Янка только сейчас заметила, что она в пижаме и в тапочках, а на улице совсем не лето.

Старушка на лавочке проводила их поблёскивавшими из-под платка глазами. Когда они скрылись за углом дома, встала и пошла в ту же сторону, опираясь на длинную сучковатую палку. Как-то чрезмерно опираясь.

Дверь в квартиру была открыта настежь, уже с лестничной площадки слышался шум льющейся воды, и фальшивое, зато громкое пение: