И снова Пачкуля! Большая книга приключений Непутевого леса - Кай Умански Страница 59

— Ты уже это говорил, — напомнил ему Свинтус. — Но их так и нету.

— Я считаю, — смущенно сказал Обормот. — Я считаю, нам все равно надо было выйти проветриться. Мне лично надоело в пещере отсиживаться.

Отсиживаться в пещере действительно оказалось не так-то просто. Час за часом таращиться на пустое место, где должно быть твое тело, — это кого хочешь доконает.

Первым сломался Пузан. Он вскочил на невидимые ноги и заявил, что у него клаустрофобия и если он немедленно не выйдет наружу, за последствия он не отвечает. На самом деле он, конечно, выразился более лаконично, как и подобает гоблину. Он сказал: «Аааааааа! Выпуститеменяотсюдавыпуститевыпустите!»

В общем, Пузан озвучил то, что было у всех на уме, и начался массовый исход.

Если бы вы случайно оказались рядом, то увидели бы откатившуюся в сторону дверь-булыжник, легкую рябь в холодном воздухе и внезапно появившиеся на снегу отпечатки пяти пар ног. И все. Рональдова сыворотка по-прежнему действовала, гоблины были абсолютно невидимы.

На снег ложились длинные вечерние тени, а гоблины стояли и спорили, что делать дальше.

— И чё дальше? — сказал Свинтус. — Нельзя ж всю ночь стоять.

— Я знаю, чё мы можем сделать, — вдруг сказал Обормот.

— Чё?

— Мы можем отдохнуть.

— Типа, на море, что ли, поехать? — с сомнением спросил Косоглаз. Даже будь у него плавки (а у него их не было), поди сейчас найди их. Кроме того, погоды стояли не слишком теплые.

— Да не. Посмотрите вниз, парни. Чё видите?

Гоблины посмотрели. Далеко внизу, в темнеющем лесу, виднелось красное сияние, нарядно подсвечивавшее заснеженные верхушки деревьев. Исходило оно, похоже, от банкетного зала.

— Знаете, чё там сегодня? — дрожащим от волнения голосом сказал Обормот. — Пантымимо! Чё скажете, парни? Как насчет немного, того-этого, развлечься?

— Нельзя! — ахнули остальные. — Нас же туды не пускают.

— Ага, — весело сказал Обормот. — Ага. Но как они нас остановят? Мы ж невыдимымые. Пошли, парни. За мной!

Его следы побежали вниз по склону — через несколько секунд к ним добавились еще четыре пары отпечатков ног.

Так гоблины оказались в своем кустистом укрытии в ожидании подходящего момента, чтобы проскользнуть в зал и насладиться «Ужасом в лесу».

За кулисами, в гримерке, царила предпремьерная истерия. Детки потеряли свои соски. Дик Уиттингтон, только что в семнадцатый раз перегримировавшись, вдруг обнаружила, что у нее поехали колготки, и билась в припадке истерики в углу. Белоснежка пролила на себя баночку жидких румян и пыталась свести пятно с помощью холодной болотной воды и Клеопатриного парика. Все то и дело спотыкались о смертоносные волосы Рапунцель, в том числе и она сама. Чепухинда маялась со своими крыльями.

— Крылья не держатся! У кого-нибудь есть английские булавки?

— У меня колготки поехали! Катастрофа!

— Моя дудка куда-то подевалась! Как я буду играть веселую музыку без дудки, нечисть всемогущая!

— Кто-нибудь видел мой парик?

— Ай! Не раскладывай ты свой меч повсюду, Макабра…

Шерлок Холмс понятия не имела, где оставила лупу.

У Спящей красавицы грелка протекала. Барри был в туалете, его опять тошнило — а он всего-навсего должен был производить звуки за сценой!

И тут, без всякого предупреждения, в дверь постучали и прозвучало объявление, от которого сердца бешено заколотились, а желудки сжались в комок.

— Актерам приготовиться к выходу!

Все в ужасе замолчали.

— Ой-ей, — наконец сказала Вертихвостка. — Капут. Отступать поздно.

В соседней гримерке одинокий Прекрасный принц стоял перед зеркалом. Глаза выпученные, бледный как полотно, все десять пальцев засунуты в рот в попытке унять стучащие зубы. У Рональда случился острый приступ боязни сцены. Как он ни старался сохранить свою театральную жизнь в тайне, коллеги-волшебники все равно узнали и обещали всем клубом прийти его поддержать. Вчера он думал, что переживает самый унизительный день в своей жизни. Теперь он не был в этом так уверен.

Хьюго стоял на сцене, один, и сквозь щелочку в занавесе смотрел, как заполняются места в зале. Похоже, аншлаг. Госпожа была бы довольна — если б только она была здесь. Хомяк в волнении взглянул на крошечные карманные часы.

Три минуты восьмого. Пора поднимать занавес.

Тихо вздохнув, он убрал часы. Вот беда, похоже, она все-таки не успеет.