Настоящая принцесса и Наследство Колдуна - Александра Егорушкина Страница 56

Лиза понятия не имела, кто такой рыжий Роман Семенович, но решила — будь что будет, подыграю, в квартиру-то внедриться надо! И старательно закивала:

— От Семан… Ромен… — От неожиданности слова путались и не выговаривались.

— Я ведь ему говорила, что детскими музыкальными передачами не занимаюсь, — утомленно сказала хозяйка.

Лиза попятилась.

— Проходи, ты же замерзла, сейчас я тебя чаем напою. И как это можно — отпускать ребенка одного в такую погоду? — хозяйка жалостливо заохала. — Метель, мороз! Ну, снимай курточку, разувайся, тапочки сама бери, видишь, у меня лак еще не высох.

Лиза разделась, всунула ноги в белоснежные пушистые тапочки, на всякий случай переложила клубочек в карман джинсов и опасливо проследовала в глубины квартиры, держась в кильватере Алины-Паулины. Надо же, гарпия ведет себя вполне мирно. И виду не подает, что ширмы навела! Может, она по-прежнему безвредная Алина Никитична? А заклятие ширм для нее кто-то наколдовал за деньги? Но если она не помнит Лизу, то зачем и от кого пряталась?! Непонятно. Ладно, решила Лиза, будем действовать по наитию.

А если попробовать слегка расколдовать Алину, чтобы она вспомнила свое паулинское прошлое? И воспользоваться этим, чтобы разузнать про Черный замок?

Рискованно, конечно, но другого выхода нет.

Квартира поразила Лизино воображение обилием белых предметов — диванов, подушек, занавесок и прочего, даже сесть страшно, вдруг что-нибудь испачкаешь. Из-за всех дверей показывались коты, осматривали гостью, терлись о ноги и красовались усами, хвостами и боками. И только один — громадный сибирский котище, которого Лиза мельком увидела за очередной дверью, лежал как меховой безучастный коврик и даже головы не поднял.

— Заболел Сема, старенький уже… — тяжко вздохнула хозяйка.

Да уж, бывшая гарпия преобразилась до неузнаваемости — вон, котов любит.

И обстановка у нее совершенно мирная. И на просторной кухне, как у всех нормальных людей, обнаружился чайник, чашки и печенье курабье в вазочке.

— Похозяйничай, пожалуйста, — попросила Алина-Паулина, и Лизе, оторопевшей от нелепости происходящего, ничего не осталось, как заварить чай в стане врага. Впрочем, чай получился вкусный и пришелся очень кстати.

— Может, ты мне в другой раз поиграешь, а? — с надеждой спросила хозяйка, глядя, как Лиза пьет из большой белой кружки. — Я на больничном, и потом, мне новую программу надо готовить, подростковую… нет-нет, никакого отношения к музыке…

Неужели напоит чаем и просто-напросто выставит за дверь, испугалась Лиза, усиленно отогревая о кружку окоченевшие ладони. Нет, так не пойдет, пора принимать решительные меры. В памяти у нее очень кстати всплыли пространные рассуждения про энергетическую музыку, которые Алина в ту памятную осень излагала с телеэкрана, расспрашивая заморского гостя — Изморина. Ладно, будем петь наукообразные слова с чужого голоса, авось подействует.

— Вы плохо себя чувствуете? — Лиза постаралась изобразить сочувственную интонацию. — А я… я… хотите, я вас полечу? Я не просто вундеркинд, я играю целительную музыку! Эту… энергетически умиротворяющую. Честное слово! От нее и мигрень проходит, и вообще куча болячек излечивается! У меня даже диплом есть, только я его не принесла! — Лизу несло, но по подобревшему лицу хозяйки она поняла, что несет ее в верном направлении.

— Право, даже и не знаю… — Алина-Паулина, стараясь не смазать лак, приложила ладонь ко лбу. — Диплом, говоришь. — Она скривила густо накрашенный рот. — Не верю я во все это… вот если бы котика полечить…

— Давайте попробуем! Всем помогает! Все хвалят! Вдруг и вам поможет? А потом котика! — И Лиза, решив ловить момент, поспешно раскрыла черный футляр с серебряными застежками и вытащила волшебную скрипку, поблескивающую терракотовым лаком. Привычно пристроила скрипку к плечу.

Так, что бы такое сыграть?

Лиза потихонечку, негромко начала вступление к Чаконе Баха — во-первых, эту непростую вещь она хорошо знала, во-вторых, начало там было мирное, вкрадчивое. Алина поудобнее устроилась за столом, оперлась подбородком на руки и даже начала благосклонно кивать в такт, однако тут-то волшебная скрипка и внезапно проявила свой крутой норов.

Для начала скрипка больно пихнула Лизу подбородником. Потом завертела грифом. Попыталась вырвать из рук смычок, и у Лизы тотчас заболела кисть. Лиза испугалась не на шутку: сколько она занималась все это время с Филином, волшебная скрипка вела себя смирно и послушно! Неужели инструмент почуял близость бывшей гарпии и поэтому взбунтовалась?

А скрипка ни с того ни с сего ударилась в «Перпетуум мобиле» Паганини — запредельно сложную пьесу, к которой Лиза даже ни разу не подступалась. «Ты что, спятила?» — чуть было не закричала Лиза распоясавшемуся инструменту, но вовремя сообразила, что Алине-Паулине эти тонкости знать незачем, и вообще нельзя отпускать ее с крючка. Да и прерваться не получалось: скрипка завладела Лизой, смычок тащил ее руку за собой, будто приклеенную, голова кружилась, земля уходила из-под ног, а потом взбунтовавшийся инструмент задымился, и по нему побежали потрескивающие искорки…

Хозяйка замерла, уставив на Лизу расширенные остекленевшие глаза.

Она уже не раскачивалась и не кивала в такт.

Лиза видела ее как сквозь толстое мутное стекло, и, стараясь не дать скрипке вывернуться из рук, лихорадочно подумала: «Неужели сейчас ширмы вернутся обратно, и я все забуду?»

Мутное стекло — а оно было самым что ни на есть настоящим — пошло трещинами и осыпалось на пол, как зеркало в лавке у Гарамонда.

И из-за стекла, скрежеща когтями по осколкам, упираясь высокой взбитой прической в потолок, а стальными крыльями — в стены кухни, воздвиглась во весь свой немалый рост гарпия Паулина, точно такая, какой Лиза последний раз видела ее в Черном замке. Гарпия надвинулась на Лизу, нависла над ней, а скрипка все вела и вела мелодию, закручиваясь, как смерч, и не желала останавливаться, и играла уже вовсе не Паганини, а что-то совсем изморинское, морочила, кружила, завораживала темными чарами…

Гарпия распростерла крылья, что-то хрипло, нечленораздельно заклекотала и изготовилась схватить Лизу. Та, не выпуская скрипки, отпрыгнула под отвратительный хруст осколков и наткнулась спиной на стену.

Отступать было некуда.

Лиза до боли прикусила губу и вдруг поняла, что вцепилась в инструмент мертвой хваткой и что у нее ломит не только кисть, но и плечи, и спину, и шею. Некстати мелькнула мысль, что так нельзя, и Филин, и Леонид Маркович учили совсем наоборот — руки расслабить, дышать ровно, играть без напряжения.

И Лиза рассердилась.

На самое себя, на скрипку, на Паулину, в конце концов.

Она вспомнила Филинские уроки, встряхнула скрипку, как напроказившего щенка за шкирку, перехватила ее поудобнее и все-таки вернулась к Баху.

Судорога отпустила, скрипка перестала брыкаться и послушно запела то, что хотела Лиза.