Мой папа – мальчик - Елена Ожич Страница 5

— В данный момент — тортом. — И папа распилил пополам кусок торта чайной ложечкой.

— А какой твой любимый предмет в школе?

— Я все люблю.

— А вот Мишка только историю, — вздохнула мама, — на биологию ему, к примеру, глубоко наплевать, одни тройки поэтому.

— Я его выпорю, — вдруг совершенно серьёзно сказал папа.

Я от такого неожиданного заявления даже чаем поперхнулся.

— Нет, Боря, зачем же сразу «выпорю». Драться нехорошо.

— Тогда поговорю по-мужски.

— По-мужски пускай с ним папа поговорит, а ты по-дружески…

Да когда же эта мама от нас отвяжется! Но мама и не думала отвязываться.

— Боренька, а за тобой родители когда придут? Уже девятый час, — ласково спросила мама, когда Боренька доедал шестой кусок торта.

Повисла пауза. Боренька замер над тарелкой с набитыми щеками.

— Мам, а Боря сегодня будет ночевать у нас, — сказал я, отодвигая тарелку.

— Миш, ты бы хоть предупреждал меня, что ли…

— Вот я и предупреждаю. В Чесоткине школа, сама понимаешь, не очень, не чета нашей. Программы разные. А учителя какие? У нас одна завуч — математический монстр! Физик — новатор, физрук — чемпион района по гиревому спорту и быстрым шашкам. А там что? Борька там отличником был, а здесь за неделю до троек скатился. Мы с друзьями взяли над ним шефство — каждый из нас по одному предмету будет его подтягивать. Это нас классная попросила. Я вот как раз по истории его сегодня и подтяну.

— А, ну раз так… — смирилась мама. — Хорошее дело. А твои родители, Боря? Они знают?

— Мы им уже позвонили, — сказал я. — Они не возражают.

— Точно? — усомнилась мама. — Может быть, я им тоже позвоню?

— Нет-нет-нет! — замахал испуганно руками папа Боря. — Они уже спать легли! Не надо им звонить! Они у меня старенькие! Ещё разволнуются, потом до утра не уснут!

Бабушка Маша и дедушка Серёжа, папины родители, действительно были уже очень старенькими. Вот бы они удивились, если бы мама им сейчас позвонила и спросила: «А можно, Боря у нас сегодня останется?» Боря, если что, с нами живёт последние лет пятнадцать. Ну и мама не такая дурочка, чтобы голос своей свекрови по телефону не узнать.

— Тогда что вы здесь рассиживаетесь? — сказала мама. — Время позднее, когда вы собираетесь свою историю подтягивать? Ещё пара часов вам на занятия, а потом отбой, спать, на боковую, мальчики.

— Я и не знал, — сказал папа, когда мы вернулись в мою комнату, — что мой сын — такой врун… Я думал, что воспитываю кристально честного ребёнка…

— А я такой и есть, — ответил я. — Но в обычной жизни. А у нас тут из ряда вон выходящий случай. Прямо мистика какая-то, Гарри Поттер! Нет, я бы мог, конечно, сказать об этом маме всю правду… Но, сам представь, что бы тут началось. Мама бы сказала, что это дурацкая и несмешная шутка, тебя бы вот в таком виде немедленно выставила за дверь, как только гости бы разошлись. Начала бы твоих родителей разыскивать, в полицию звонить, чтобы тебя домой сопроводили… Давай, раз всё по-честному, не поздно ещё признаться! Телефон полиции? Ноль-два. Ты бы там честно рассказал про свою жабу-рабу, и тебя бы быстренько отправили в детское отделение областной психоневрологической больницы. А мне отец, между прочим, нужен! Нормальный, а не какой-то… такой!

— Я понял, — сказал вдруг папа после тягостного получасового молчания, — и осознал. Это мне наказание. За то, что я вёл себя, как… не как отец, в общем. Мне даже в кино с сыном сходить было некогда! И чем же, интересно, таким я был занят? На собрание к сыну в школу мне трудно было прийти! Научил ли я своего сына гвоздь вбивать? Не научил! А давно ли я разговаривал с сыном по душам? Знаю ли я о его душевных переживаниях? Не знаю! — Папа повернул ко мне голову, и в глазах его заблестели слёзы. — Эх, Мишка, прости отца своего, дурака старого! Вон как, видишь, меня наказывают! Чтобы сам, значит, на своей шкуре почувствовал, как детям нынешним нелегко приходится…

— Пап, да ты чего? — Я даже опешил от такого накала страстей и глубины покаяния в папином голосе. — Да вобьём мы ещё этот гвоздь сто раз! Ты это… Ты только не расстраивайся! Я и не обижаюсь вовсе. Не надо так переживать, пап, мы что-нибудь обязательно придумаем. Утро вечера мудрёнее, или как там в твоём фольклоре говорят? Ложись-ка ты лучше спать.

Я принёс из кладовки спальник, и мама ещё выдала нам толстое ватное одеяло и подушку. Расстелил всё это на полу и приготовился уже нырнуть в спальный мешок, но папа меня остановил:

— Нет, Михаил, позволь, я лягу на полу! Я старше, не спорь…

— Пап, но ты же в некотором роде мой гость, а гостю полагается самое лучшее место.

— Нет, я лягу на полу, а то ещё простудишься! — настаивал папа.

— Короче, Боря, — сказал я тут голосом твёрдым и упрямым и сам этому удивился, — покомандовал мной, и пока хватит. Когда обратно повзрослеешь, тогда — пожалуйста. А сейчас тут никто не старше и не главнее. Спи давай! — прикрикнул я на отца.

— Да как ты смеешь, на отца в таком тоне… — зашипел обиженно папа из своего угла.

— В зеркало на себя посмотри, — ответил я, заворачиваясь в спальник. — Отец… Спокойной ночи… Боря.

«Вообще, — подумал я, засыпая, — Борька-то меня похудее будет. Будет бузить, мигом ему наваляю. Не посмотрю, что отец».