Тринкет - Ольга Батлер Страница 40

Булыжник рядом с ногой Джорджа перевернулся, и в отверстие со свистом выскочила пика. Он хотел обойти ее, но оказался в окружении целого леса острых пик. Волшебный замок не церемонился с незваными гостями: не имеешь пропуска — сиди в плену смертельного частокола.

— Как неудачно вышло. Я же своими руками его убирала, хотела понадежнее спрятать. И спрятала, и спрятала… Вспомнила! — Августина снова залезла в сумку, ее браслетик глухо зазвенел внутри. — Вот он, в кошельке!

На свет был торопливо извлечена круглая дверная ручка в форме оскаленного грифона. Она пролетела на своих крылышках сквозь острый частокол и прилипла к воротам, как будто всегда там была. Пики медленно убрались обратно в землю, булыжники встали на место. Ворота сразу охнули, осели на петлях — оставалось только повернуть ручку и посильнее толкнуть.

— Волшебство, — потрясенно заметил Джордж.

— Марте и тарте, — прокряхтела Августина, налегая ворота, — Помоги-ка мне толкнуть, все тут заржавело.

За воротами оказались парк с черными фонтанами и статуями, застывшими в скорбных позах. В темноте замок Истмонстер был похож на Лавку Древностей. Даже парадные двери оказались с той же стороны, что в Лавке. Догадка вспыхнула в голове Джорджа и осветила спрятанные в темных углах ответы. Этот замок, он и был Лавкой Древностей, которая распухла, расползлась по окрестностям и превратилась в королевство.

Все эти давно вышедшие из употребления старинные наряды и вещи, брички и омнибусы — Джордж вспомнил их. Собрание повстречавшихся ему абсурдных лиц и эпизодов сразу стало более-менее внятной картиной. Как же он не догадался раньше? — Они были на открытках, продававшихся в Лавке. Археоптериксы появились из отдела окаменелостей, люди — из фотоальбомов столетней давности. Товары Лавки Древностей приобрели цвет и объем, ожили и принялись сочинять каждый свою историю.

Даже картонка, которой обмахивался извозчик на заводной лошадке, оказалась магазинным ценником про 99 фунтов, и про то, что «механизм неисправен».

— Вопрос, — не сдержался Джордж.

— Что такое?

— Почему у вас в королевстве все такое похожее на наш мир? — начал он издалека.

— Тфф, — фыкнула Августина: — Да знаешь ли ты, что не бывает двух дней, даже двух часов похожих. И не найдется на дереве двух одинаковых листьев — со дня сотворения… — со смешком добавила она и продолжила нормальным товарищеским тоном. — Я всегда считала, что ваш мир похож на наш. Не зря мой дедушка любил говорить: всего должно быть по паре.

Джордж подумал: «Как в обувном магазине, что ли?» — и прямодушно сказал: — Ваше королевство — ожившая Лавка Древностей из Бэттлбриджа, я догадался.

Принцесса ничего не ответила.

— Августина? — он посмотрел на плывущий рядом браслет.

«Обиделась», — понял Джордж: — Я только хотел сказать, у вас все такое чудное, — извиняющимся тоном добавил он.

— А мне в вашем мире все кажется странным. Что же ты заметил особенно чудного у нас?

Джордж приготовился называть: перечень удивлений получился бы длинный. Но он решил, что Августина с ним все равно не согласится. Ей представлялся правильным именно ее мир. Все зависит от того, по какую сторону ворот ты родился и вырос, и какое место ты называешь родным, подумал он. Ты навсегда принадлежишь ему, а оно принадлежит тебе. Туда тебя будет тянуть всю жизнь, даже если ты встретишь и полюбишь сотню новых миров.

Джордж вспомнил, как однажды рассматривал в интернете фотографии Земли, сделанные спутником, и при самом большом увеличении нашел Кленовую улицу с темно-красной вереницей крыш и зелеными квадратиками садов, рядом с другим большим изумрудным квадратом — спортивной площадкой их школы. Одна из этих крошечных крыш принадлежала дому Скидморов, и доказательством тому был темный полукруг в саду — пруд для золотых рыбок, построенный отцом.

Когда Джордж снова кликнул мышью, на карте появился центральный Лондон, дворцы с их идеально расчерченными на круги и прочие геометрические фигуры парками.

Джордж кликнул еще, уменьшив масштаб, и увидел затянутое серой паутинкой дорог графство Эссекс, серую Темзу, которая протекала по его территории, чтобы потом, широко разлившись, попасть в море недалеко от Ли-он-Си.

Еще один клик, и еще — к лоскутному одеялу южной Англии присоединились север, Уэльс и Шотландия, а к суше добавилось море.

И на этом благословенном нежно-зеленом острове, обогретом, как батареей отопления, ласковым Гольфстримом, по-прежнему оставалась красная точка — Хорнчёрч, Кленовая улица, тридцать три. Эта точка теперь пульсирует в сердце…

Джордж понял, как нелегко пришлось Августине среди чужих лиц и обычаев. Но он то оторван от родных мест несколько дней, а она застряла на два года.

— Зря мы сравниваем миры, как будто они чужие. В самом главном они абсолютно похожи, — снова подала голос принцесса.

— А что главное?

— Люди. Их чувства и мысли.

Да, правила везде одинаковы, подумал Джордж: нельзя лгать, воровать, завидовать, ненавидеть, обижать невинных. Надо любить и трудиться, помогать хорошим людям, а дурных останавливать.

Мальчик и Августина поднялись по ступеням парадного входа. Две металлические фигуры, которые Джордж посчитал пустыми рыцарскими доспехами, скрестили секиры и держали проход закрытым, пока Августина не приподняла забрало одного из них. Джорджу почудилось, что она сказала в пустые латы: «Муха села», — это наверняка был пароль.

Их шаги гулко зазвучали в пустом замке.

— Что стало с моим родным домом, — прошептала принцесса, борясь со слезами.

В королевской библиотеке Джордж с улыбкой прошел под портретами вельмож. Нарисованные лорды заметили, что мальчик заинтересовался ими, и сделали вежливо-отстраненные лица, как положено на парадных изображениях.

— Возвращаясь к предмету обсуждения… — продолжил один из них, когда посторонние удалились на достаточное расстояние. — Я счастлив был услышать мнение благородного коллеги.

— Мои лорды, прошу извинить меня за невежество, но то, о чем вы говорите — это животное, овощ или минерал? — вмешался благообразный старик в колпаке и с флейтой в руке.

— Мои лорды, я рад, что задан подобный вопрос — но уверяю, для нашей дискуссии это несущественно, — ответил представительный мужчина, осторожно потрогав свой нос-сливу, на который художник не пожалел красной охры.

Вельможи проводили часы в подобных любезных разговорах. Со стороны, если особенно не прислушиваться, их беседы могли показаться глубокомысленными, полными государственной важности. Но все-таки трудно было понять, что именно они обсуждали.

Портреты страшно обиделись бы, если бы узнали, что их поместили в библиотечный зал единственно для украшения интерьера и поддержания традиций. Они считали свои словопрения важными и способными повлиять на течение дел в королевстве.