Зимняя сказка - Сакариас Топелиус Страница 4

или-были когда-то лопарь и лопарка, муж и жена.

А знаете ли вы, что за народ лопари и где они живут?

Сейчас попробую рассказать. Живут лопари далеко на севере — еще севернее, чем шведы, норвежцы и финны. Взгляните на большую карту: словно белый колпак нахлобучен на голову Финляндии. Это и есть страна, где давным-давно поселились лопари. Называется она Лапландия.

Живительный это край! Полгода там не заходит солнце, и тогда ночью совсем светло — в точности, как днем. А потом полгода стоит глухая ночь, и тогда даже в полдень на небе горят звезды. Зима там тянется целых десять месяцев, а на весну, лето и осень остается совсем немного — всего-то два месяца.

Но лопари не боятся зимы. Пусть хоть круглый год стоит! Все они — и взрослые, и дети, повсюду разъезжают в своих легких, похожих на лодочки санях-нартах, запряженных оленями.

Приходилось вам видеть когда-нибудь северного оленя? Он похож на низкорослую лошадку, шерсть у него серая, шея крепкая и короткая, а его голову с большими ясными глазами украшают ветвистые рога. Когда олень бежит, кажется, будто ветер проносится по горам и долинам, взметая снежную пыль.

А знаете ли вы, из чего лопари строят свои дома? Не из дерева и не из камня, а из оленьих шкур. Построить такой дом просто: надо взять несколько длинных и прочных жердей, воткнуть их в снег, потом верхние концы жердей связать вместе и покрыть оленьими шкурами. Жилище готово. И называется оно не дом, а чум.

В верхней части чума оставляют небольшое отверстие — оно заменяет печную трубу. Когда в очаге разводят огонь, через это отверстие дым выходит наружу. Внизу, с южной стороны, тоже оставляют отверстие, но побольше — оно служит дверью. Через него можно забраться в чум и выбраться из него.

Вот как живут лопари!

А теперь — сказка.

Жили-были в Лапландии в местечке Аймио, на берегу реки Тенойоки, муж и жена, лопарь и лопарка. Место это пустынное и дикое, но лопарю и его жене оно пришлось по душе. И больше того — они были уверены, что нигде на свете не найти такого белого снега, таких ясных звезд и такого удивительно красивого северного сияния, как в Аймио.

Здесь они построили себе чум. Чум получился отличный — так, по крайней мере, думали лопарь и лопарка. В нем было в любую стужу тепло и удобно, хотя спать приходилось прямо на полу.

У пожилых лопаря и лопарки был маленький сынишка, которого звали Сампо. Но у него было еще и другое имя, и вот как это получилось.

Однажды к чуму подъехали на санях какие-то незнакомые люди в огромных, неуклюжих шубах. У них были с собой твердые белые кусочки, похожие на снег. Но такого снега лопари никогда раньше не видели — он назывался сахаром и был очень вкусный и сладкий. Приезжие угостили сладким снегом Сампо, потрепали его по щеке и несколько раз произнесли: «Лопаренок! Лопаренок!» Больше они ничего не могли сказать, потому что никто из них не знал ни слова по-лапландски.

Старой лопарке очень понравились эти люди, и позже, когда они уехали, она часто вспоминала сладкий снег и даже стала называть сына так же, как они, — Лопаренком.

Но старому лопарю это не понравилось.

— Разве Сампо плохое имя? — не раз повторял он с досадой. — По-моему, лучше и не бывает. И оно еще принесет нашему сыну счастье. Вот увидишь, старуха, наш Сампо станет когда-нибудь первым человеком в Лапландии, хозяином пятидесяти чумов и повелителем тысячи оленей.

— А я и не спорю, — отвечала лопарка. — Но, по-моему, Лопаренок тоже неплохое имя.

И она продолжала называть сына Лопаренком, а отец звал его Сампо.

Сампо-Лопаренок был крепкий, коренастый парнишка. У него были черные волосы, черные глаза и маленький курносый нос. Иначе говоря, он как две капли воды походил на своего отца, а старый лопарь слыл среди соплеменников красавцем хоть куда.

Мальчугану было всего семь лет, но не всякий и в пятнадцать бывает таким смелым и ловким. У него были собственные маленькие лыжи, на которых он бесстрашно скатывался с самых крутых склонов, и собственный маленький олень, которого он запрягал в свои собственные сани. Видели бы вы, какой поднимался снежный вихрь, когда Сампо несся на своем олене по свежим сугробам: вниз — вверх, вверх — вниз! В снежных облаках маленького Лопаренка совсем не было видно, и лишь изредка мелькала прядка его черных как смоль волос.

— He очень-то это хорошо, что мальчик разъезжает в одиночку куда вздумается, — сказала как-то мужу старая лопарка. — А ну как набросятся на него волки или, того хуже, попадется навстречу Золоторогий Олень? Не было еще человека, который сумел бы справиться с Золоторогим Оленем.

Сампо-Лопаренок услышал краем уха то, что говорила мать, и тут же решил про себя, что кто-кто, а уж он-то обязательно справился бы с Золоторогим Оленем.

— Вот бы мне такого оленя! — воскликнул он. — На нем, должно быть, даже на Растекайсе можно взобраться!

А надо вам знать, что Растекайсе — название самой высокой и неприступной горы во всей Лапландии. Ее голая обледеневшая вершина видна на расстоянии двух дневных переходов на оленях.

— Перестань болтать чепуху! — прикрикнула лопарка на сына. — Растекайсе — пристанище всякой нечистой силы. Там обитает сам Хийси.

— Хийси? А кто это такой? — заинтересовался Сампо-Лопаренок.

«Ничего-то он не пропустит мимо ушей, — подумала старая лопарка. — Пожалуй, не стоило говорить при нем о Хийси… А может, оно и к лучшему! Не помешает слегка припугнуть Лопа-ренка, чтобы отбить охоту соваться на Растекайсе. Очень уж он отчаянный!»

И сказала сынишке:

— Хийси — горный король, свирепый и злобный великан. Целый олень для него все равно что для тебя крохотный кусочек мяса, а мальчишек он глотает сразу дюжинами. Не советовала бы я тебе даже близко подходить к Растекайсе.

Сампо промолчал, но про себя подумал:

«Вот бы хоть одним глазком взглянуть на этого Хийси! Можно даже издали!»

В ту пору стояло самое темное время года — ни утра, ни дня, ни вечера, одна бесконечная ночь. Вечно на небе луна, россыпи звезд, а время от времени полыхают цветные полотнища северного сияния.

Сампо так давно не видел солнца, что даже позабыл, как оно выглядит. А когда отец и мать заговаривали о лете, только и мог вспомнить, что летом много комаров, да таких злющих, что кого угодно могут съесть живьем.