Бердолька Чарли и Гертруды Богранд - Д. Мицкис Страница 39

Домой Гертруда не смогла добраться самостоятельно. Она устала от ночного полёта, а многие экипажи отказывались её подвозить: всё из-за чёрного хитона и чёрных крыльев. Поэтому когда Гертруда оказалась в доме 6/66, было уже позднее утро. Чарли успел позавтракать и сидел в своей комнате (он отказывался гулять с друзьями). А бабушка Матильда на залитой солнцем кухне следила, как перемывается грязная посуда. По радио невыносимо громко пели:

Прикоснусь к твоим крыльям

и перья подержу в руках.

Бабушка Матильда ничего не сказала, когда Гертруда закрыла за собой дверь. И даже не посмотрела на внучку.

На кухонном столе лежало распечатанное письмо:

Уважаемая Матильда Потатуй!

Уведомляю, что Ваша внучка Гертруда Бо́гранд продолжает оказывать негативное влияние на моего сына Эдварда: её подстрекательства вынудили его нарушить не один десяток правил! Вместе с Вашей внучкой он участвовал в запрещённом мероприятии «Пылающих жуков» – что совершенно ЗДЕСЬ недопустимо!

В настоящий момент мой сын находится под домашним арестом! Надеюсь, и Вашу внучку ждёт серьёзное искупление вины. В первую очередь – за подстрекательство!

Вам ведь известно, что за проступки Эдварда и Гертруды всех участников Сообщества «Плющ» теперь ждёт искупление вины!?

В связи с тем, что моё первое письмо было Вами проигнорировано и Вы не запретили Вашей внучке общаться с моим сыном, я вынуждена сделать Вам последнее предупреждение.

Если Вы и дальше продолжите меня игнорировать, я буду вынуждена обратиться в Верховный СтраСуд и уведомить о несоблюдении Общих правил Consolamentum.

Учитывая Ваше шаткое положение, нет оснований полагать, что Вас могут ожидать какие-либо снисхождения.

С наилучшими пожеланиями,

Роданна Диаволикк

– Бабушка! Матильда! – Гертруда подбежала к бабушке и обняла её.

– Что такое? – перекричала та играющую по радио песню (женщина пела: «Ты осыпал перья во имя любви, как же так? На меня теперь не смотри!»). – Сейчас!

– Письмо, – сказала Гертруда, когда бабушка Матильда сделала радио потише. – Это из-за Гробба! Я следила за ним на концерте «жуков»! И могу всё объяснить. Он хотел…

– Родная, успокойся. И давай без разговоров о Гроббе, пока ты не вспомнишь. Мы уже это обсудили. Для начала присядь. – Бабушка Матильда закрыла дверь на кухню и села рядом с внучкой. – Я испекла вишнёвый пирог! Чаю?

– Нет, спасибо.

– Зря. Очень хороший. Тутси передала – малиновый. Я уже четыре чашки выпила. Теперь бегаю туда-сюда. Пенелопа смотрит на меня как на… Ладно, не важно, родная. По поводу концерта. Да, я должна тебя наказать. Прочитать тебе лекцию. Но… – сказала бабушка Матильда. – Когда-то и я была в твоём возрасте. И мне до сих пор нравятся некоторые песни группы. Зря они сменили название на «Пылающие жуки». Легендарная тройка вместо «великолепной четвёрки». Мы ведь с дедушкой Филиппом познакомились на их концерте. Не здесь, разумеется.

– А как же маски подлецов?

– В моё время никаких масок не было. Девушки теряли сознание при виде Стюарта. К слову, я очнулась в объятиях дедушки Филиппа. И с тех пор мы не расставались ни на день. Сейчас – о другом, родная. До получения разрешения Consolamentum ты должна хорошо себя вести. Постарайся летать так, чтобы я об этом не знала.

– Но нам разрешили летать над парками.

– Летать? Или вспоминать, как летать?

Бабушка Матильда на минуту вышла из кухни, а затем вернулась со старой чёрно-белой фотографией. На ней улыбался добродушный с солидными усами юноша. Гертруда догадывалась, где сейчас находится дедушка Филипп, но решила не задавать вопросы об этом. И бабушка Матильда продолжила:

– Что касается концерта – здесь мы всё решили. Если будут спрашивать, можешь сказать, что ты наказана. И очень строго. – Бабушка Матильда улыбалась. – Что касается Эдварда. Вы с ним…

– Мы с ним просто знакомые. Даже не друзья, ведь видимся очень редко: только когда получаем повестки.

– Я должна тебя попросить перестать с ним видеться вовсе.

– Но почему? Он единственный здесь, с кем я общаюсь.

Бабушка Матильда посмотрела на письмо:

– Его мать, Роданна, она очень состоятельная. И очень влиятельный дипломат. Преследует определённые цели. Уверяю тебя: её письмо… Здесь дело не в концерте. Просто Роданна до сих пор не смирилась, что её сын общается с теми, кого её общество не приемлет. Для неё это определённого рода предательство. А виноваты мы только в одном, родная: живём здесь вместе с ними.

– Pagan?

– Не совсем. У тебя есть крылья. И у Чарли. – Бабушка Матильда тяжело вздохнула. – Pagan для Роданны – это такие, как я.

– Прости, но… Я не понимаю.

– У меня не будет крыльев, родная. Этому мешают некоторые обстоятельства. Я снова хочу сказать о другом. Нужно учиться сосуществовать мирно. К этому я тебя призываю. Ты, наверное, пока не помнишь, что происходило двенадцать лет назад. Ужасное время. Было страшно выйти на улицу. Было страшно жить! Многих изгоняли, заставляли предавать родных и близких. Я рада, что всё изменилось. И продолжает меняться. Я горжусь, что живу здесь. И мне безразлично, что всякие там Роданны не могут до сих пор с этим смириться. Единственное, что оскорбительно: такие, как Роданна, – они всё ещё могущественны, родная. И именно они диктуют правила.

– В письме говорится, что она уже не первый раз жалуется?

– Первую «молнию» она прислала ещё до вашего с Чарли появления здесь, – сказала бабушка Матильда, доставая из стенного шкафа старую коричневую коробку. – Предупредила, что будет следить за поведением всех членов нашей семьи.

– Да кто она такая? Что мы ей сделали?

– Как она написала в первом письме: вы… появились на свет.

– В этом наша вина?

– Ох, не должна была я об этом говорить. – Бабушка Матильда сделала радио погромче, чтобы песня «Кружится голова, и нимба больше нет» заглушала их с Гертрудой голоса. Она села возле внучки и взяла её руки в свои. – Ты уже знаешь, что ваше с Чарли появление – очень важное событие. Мистер С. должен был вам напомнить, что этого события ждали очень многие. К сожалению, многие так и не дождались. Сейчас о тех временах не принято говорить. Все упоминания, имена, события – всё уничтожено. Осталась лишь память. А родители… Погоди, родная. – Бабушка Матильда раскрыла старую коробку. В ней лежали фотографии, детские игрушки, гусиные перья, письма. И обгоревший снимок мужчины и женщины. Их лиц не было видно.

– Это они? – Гертруда взяла фото. Она впервые в жизни увидела своих родителей. Прижавшись друг к другу, те прятались под одним хитоном от летнего дождя.

– Их союз был незаконным. Ты видишь. У твоего отца – чёрные крылья. А у мамы – белые. Но они сделали свой выбор. И пошли до конца. А теперь – нет даже свидетельств об их существовании. Вообще ничего! Осталась лишь эта фотография. – Бабушка Матильда тяжело вздохнула. – Ваши родители понимали, что их союз не будет принят обществом. Даже сейчас на это многие не могут смотреть… спокойно. А раньше – и представить сложно! Но их союз стал для многих символом. Наверное, ты уже знаешь: долгое время ваши родители скрывались. Они расстались со своими жизнями ради спасения ваших. Твоей и Чарли. Но, как я уже говорила, Роданна и ей подобные смириться с этим не могут. Слишком многое они тогда поставили на кон. Даже сегодня говорить о тебе и Чарли не принято. И не принято говорить о ваших родителях. Но, скажу тебе, каждый год мы все в тайне отмечаем Ваш День. Да, это может кому-то не нравиться. Но только в единстве мы сильны. А наша память – то, что даже гренадёры отобрать не в силах.