Серебряный конь - Элайн Митчелл Страница 36

Быстроногой поворотливой кобыле нетрудно обегать вокруг стволов, и Золотинке без труда удавалось делать так, что между нею и Бролгой оставалась широкая полоса снежных эвкалиптов. Дважды пытался большой серый конь прорваться прямо к ней, но каждый раз она оказывалась позади какого-нибудь препятствия — Таура отлично выучил ее.

Бролга то и дело вскрикивал от возбуждения, и Таура, находившийся далеко в снегах на вершине хребта Боба, наконец услышал его. Сбегая вниз, он прежде всего увидел Золотинку.

Таура издал страшный, оглушительный вопль. Бролга остановился, насторожил уши, дыхание его с хрипом вырывалось из ноздрей. И тут же Таура ринулся на него сверху как разъяренный ураган.

— Беги! — приказал он Золотинке, и когда Бролга попытался следовать за ней, Таура набросился на него, оскалив зубы и молотя перед собой передними копытами. Когда он вскинулся на задние ноги под высокими эвкалиптами со свисающими лентами коры, его длинные грива и хвост, как и представляла себе когда-то Бел Бел, казались пенящимися струями водопада в мелькающих пятнах света и тени.

То был красивейший жеребец, каких когда-либо видели высокие горы, — в расцвете сил, сражающийся за свою подругу. Вокруг все словно притихло и замерло: ветер унялся, листья перестали шевелиться, даже журчание ближнего ручейка сделалось приглушенным, не пролетали ни красные попугаи, ни сойки. Не осталось никаких звуков, кроме глухих ударов копытами и с шумом вырывающегося дыхания двух огромных жеребцов.

Табун знал, что они сражаются не только за Золотинку, но и за свою жизнь. Должен был погибнуть один, чтобы другой мог стать единственным властелином всех брамби в Каскадах.

На этот раз Таура не боялся проиграть.

Год назад ом использовал бы каждый снежный эвкалипт, чтобы спрятаться за ним. Теперь он увлек своего старого врага на небольшое открытое пространство под тремя высокими красноватыми эвкалиптами и там начал бой, и теперь уже не только с помощью своего обычного оружия — проворства, но и новоприобретенной зрелой силы. Бролга был первым среди жеребцов, кого он увидел дерущимся, и он же в конце концов убил его отца.

Таура помнил, как увидел Бролгу, мелькнувшего вместе со своим табуном в разрыве облаков, на вершине Пятнистого Быка в тот день, когда Громобой был убит. Он помнил, как охватило его тогда дурное предчувствие и страх при виде вереницы лошадей. Сейчас, во время битвы с Бролгой под эвкалиптами, ему казалось, что вся его жизнь вела к этому моменту, когда он должен уничтожить серого жеребца. Разве не посоветовала ему Бел Бел подождать, пока он достигнет полного расцвета сил? Разве не повелось так в дикой природе, что прежний повелитель среди жеребцов должен быть убит?

Пока они дрались, кобылы — кобылы Тауры, и три из них — дочери Бролги, постепенно подошли ближе и сквозь листву стали наблюдать за двумя могучими бойцами. Солнце село за холмы, потом опустилось еще ниже за цепи гор Муррейской долины, а два жеребца продолжали сражаться, напрягая все силы, слышался глухой стук копыт по мокрой земле, по телу, по костям. Когда наступила полная темнота, Бролга лежал на земле, сбитый с ног.

Первой заржала Бун Бун, потом Золотинка, хотя у нее и не было врожденного инстинкта, который бы сказал ей, что прежнего властелина надо убить.

И Таура, зная, что тот никогда больше его не потревожит, оставил Брошу лежать там — побежденного, но живого, под темными деревьями. Таура завоевал свой приз в третий раз!

Не то лягаясь, не то взбрыкивая, Таура стряхнул пену со своей великолепной гривы и легким галопом пробежал к Золотинке и Бун Бун, своим любимицам. Затем он созвал весь табун, и они начали спускаться в Каскады при ярком свете луны. Их окликнула белевшая в темноте сова, которая неподвижно сидела на сухом суку. Поссумы глядели на них из-за деревьев, мимо пробежал динго. Позже до них донесся его вой и ответ его подруги, отдавшийся эхом в какой-то лесистой впадине.

Призрачный табун (луна выбелила всех светлых лошадей) трусил вереницей по сужающейся долине, которая вела в Каскады.

Таура гордо выступал впереди, высоко подняв голову и хвост, отливавшие серебром. За ним шла Золотинка, а рядом, почти прижав головку к ее боку, стараясь приноровить свои мелкие шажки к материнскому размашистому шагу, семенила Кунама, дальше следовала Бун Бун, серые кобылы и их жеребята, — все серебристые и таинственные в лунном свете, черная кобыла из табуна Дротика, словно темная тень, и, наконец, годовики завершали шествие. И так они шли гордой размашистой поступью — властелин всех брамби в Каскадах и его табун.

Четверка кенгуру стояла и смотрела на них, несколько коричневых горных кенгуру валлаби выглядывали из-под поблескивающей в лунном свете листвы снежных эвкалиптов. Медлительные вомбаты, видя шествующий табун, понимали, что бои состоялся и был выигран. Однако даже дикие зверьки, обитатели буша, знали, что лошадь такой необычной окраски нигде не будет в безопасности. Сами же они сливались с неярким цветом буша и при нервом же звуке, говорящем о близости врага — будь то динго, человек или собака, — исчезал. Но Таура, Золотинка, жеребенок Бун Бун, а теперь и Кунама делались невидимками только во время снежной бури.

Лишь в лунную ночь и лишь в течение одного месяца весной, пока ревут бурные реки и снег все еще лежит толстым слоем, Таура мог быть гордым несравненным жеребцом, каких не видывали среди брамби, — повелителем всех табунов, всех серо-зеленых холмов и долин, сверкающих потоков и высоких скал. Позже, когда в горы вернутся люди, ему снова придется состязаться в быстроте с ветром, своим братом, но на короткое время он мог в полную силу жить и радоваться своей вольной жизни.

Призрачный табун спустился в Каскады и встретил лошадей Бролги, которые пришли на пастбище Тауры, чтобы встретить своего жеребца. Но, увидев табун Тауры с ним во главе, поняли, что Бролга потерпел поражение.

В наступившей тишине Таура продолжал идти по долине, пока не оказался совсем близко к другому табуну, тогда он встал на дыбы и издал торжествующий крик. По долине несколько раз прокатилось эхо. Таура подождал, пока оно затихло, и вскрикнул опять. На этот раз, когда эхо замерло, наступила полнейшая тишина: ни уханья совы, ни воя динго, ни малейшего шороха, выдававшего присутствие какого-нибудь зверька, который возвращался домой через буш. Все замерло. Таура, серебряный жеребец, вошел в свои владения.

Весна в этом году была сияющей и совершенной. В безопасности, беззаботно Таура бродил со своим большим табуном по долине в Каскадах. Но он знал две вещи: он должен сократить размеры табуна, иначе ему не спастись от людей, а второе: следовало разведать, не найдется ли еще какого-нибудь пастбища с хорошей травой выше по течению, ближе к его Укромной поляне, где бы он, Золотинка и Бун Бун с жеребятами могли спрятаться от людской погони.

Как-то раз Таура ушел один, чтобы обследовать места над Укромной поляной. Несколько часов он проблуждал по бушу, радуясь при виде каждого роскошного проявления весны: красногрудой малиновки, ловящей насекомых на снежном сугробе, красного с синим попугая, промелькнувшего над сверкающей лужей, пенящихся ручьев, новых ростков среди травы и ночек на кустах. Внизу, но берегам Крекенбека, цвела австралийская мимоза, и желтые шарики падали на Тауру и застревали в гриве. Под ногами попадались маленькие темно-коричневые и лиловые цветки черноглазой сьюзан. Коричневые и золотые цветки горького горохового кустарника почти доходили до плеч серебристому жеребцу. Буйно цвел весь горный мир, исполненный радости жизни.