Заявка на подвиг. Сказочное повествование - Константин Арбенин Страница 30

– Ты бы, твое беззаконие, хоть бы ногти подстриг, что ли, – насмехается злобно. – Небось, такими крючьями мяч-то несподручно пинать, это ж тебе не хоккей на траве.

Спартак Динамыч занервничал, щелкнул по мячу косо и смазал вбок.

– Угловой! – довольно разводит руками рыцарь.

Отбегает за мячом, а сам думает: «Ладно, с углового все равно толку мало, возьму мяч первый попавшийся, кладенец в следующий раз высмотрю.» Да, видать, кладенец-то сам к его ноге льнет: как заехал с угла по дракону, так и снес ему еще одну голову – девятую.

Заголосили призраки, присвистнула оруженоска. А дракон взвыл, не смог на этот раз чувства свои скрыть: боли не чувствует, да только обида еще больней боли будет! Заискрил снова, голову свою пропащую лапой в яму отпихнул. На призраков огрызается, хвостом грозит увесисто.

А расчудесный мяч назад отскочил, опять к куче сбоку прибился – и крутиться долго, дает рыцарю себя запомнить.

– Два ноль, Спартак Динамыч, – сообщает рыцарь, тот мяч примечая. – Снова я бью.

А Спартак Динамыч совсем расстроился, четыре губы разом закусил.

– Вот такой вот, стало быть, ты защитник справедливости, – хрипит тенорком его десятая голова, та, которая без ближайших соседей осталась, – такой вот ревнитель добродетели! Тебе, значит, голову смахнуть – что фамилию зачеркнуть!

– Ты, твое злодейство, на болезни жаловался? – спрашивает рыцарь и сам же отвечает: – Жаловался. Вот я тебе и ампутировал кое-что, для оздоровления организма.

– Мы на болезни не жаловались, мы ими гордились! – говорит десятая голова. – А вот на тебя, окаянного, мы точно жалобу-то в олимпийский комитет напишем!

– Да, да, да! – присоединяется седьмая. – Пусть дисквалифицируют тебя за неспортивное поведение!

– Пиши, если хочешь, – вздыхает рыцарь. – Только словами-то горю не поможешь. Поздновато к слову прибегать, когда уж почитай две трети дела сделано. Лучше сдайся подобру-поздорову, коли совсем без всего остаться не желаешь.

– Подобру-поздорову?! – рычит седьмая голова. – Это вот так, по-твоему, добро выглядит? С кулаками да в бутсах?

– Тебе еще повезло, твое злодейство, – отвечает на то барон Николай, – это еще облегченный вариант, есть у добра и более жесткие формы, более здоровые.

– Знаем, – говорит четвертая, – повидали на своем веку всякого добра. Только, по-моему, добро в форме – это уже не добро. А?

Остановился рыцарь, задумался, мяч на руке взвесил.

– Не знаю, – говорит. – Мне тут один злодей знакомый – я его, между прочим, победил недавно – говорил, что добра и зла вообще в природе не существует.

– В природе, может, и не существует, – отвечает четвертая голова, – а в других местах встречается.

– Это в каких же местах?

– А сам догадайся.

– Сейчас я тебе догадаюсь, твое злостное беззаконие, – размахивается рыцарь. – Сейчас я тебе навешу блинка в какое-нибудь неприродное место!

Рыцарь весь от азарта своего издергался, опьянила его полупобеда. Донья Маня ему кулаки показывает: дескать, умерь прыть свою кровожадную, доиграешься! А он в ее сторону и вовсе оглядываться позабыл. Шлепнул по мячу с шиком, как умелец, да от дури своей самодовольной промахнулся, хотя кладенцом бил. Свалил кусок скалы, Спартаку Динамычу вход в пещеру попортил. А дракон на то не жалуется – ему только выгода: ворота на целый метр уже стали.

А дракон видит, что рыцарь тоже вроде как голову потерял, и успокоился, взял себя в лапы. Не все еще потеряно, думает, эдак еще отыграться можно. Вот только подустал он уже порядочно: не с его комплекцией мячи пинать с утра да на несвежую голову. И стал он хитрить: время растягивает, продолжает рыцаря в отвлеченные разговоры вовлекать. Одной головой разговаривает, изматывает рыцаря, а другими отдыхает да думает, как бы дальше не оплошать.

– А вот мы что-то не поймем, – говорит лысая голова, – ты сам-то за кого болеешь?

– Я за спорт болею, – отвечает барон Николай, немного остывая.

– Вот как? И что же у тебя болит?

– Душа у меня болит.

Дракон рассмеялся четырьмя головами сразу, да так искренне рассмеялся, что рыцарю не по себе стало.

– Ты, гость незваный, спорт с физкультурой путаешь, – вступает в разговор четвертая голова (та, которая без особых примет). – Вы, людишки, постоянно их смешиваете, божий дар от яичницы отличить не можете. А между тем физкультура и спорт – вещи сугубо разные. Спорт калечит, а физкультура оздоравливает.

– Это как это спорт калечит? – не верит барон Николай.

– А вот так, например, – говорит дракон.

Распрямляет свое тело, вытягивается в полную длину и, передохнув, со свего маху – бац! Прямо в живот рыцарю мяч запускает.

Рыцарь рухнул на землю, съежился вареной креветкой – ужас как ему больно, никакие доспехи не помогли. Такое у него ощущение, будто в районе солнечного сплетения у него внеплановый закат произошел. Спартак Динамыч довольно потирает передние лапы, решил, видать, противника силовыми приемами заморить. Оживились и призраки – бубнят, спорят между собой. Оруженоска к рыцарю бросилась, да он сам уже на ноги встал – скрюченный, как саксаул.

– Приседай, родной! – умоляет донья Маня. – Давай, милый: и-раз, и-два, сели-встали, сели-встали!

Барон Николай приседает – вверх-вниз, вверх-вниз, – горлом хрипит, ртом воздух ловит, руками живот под панцирем прощупывает.

– Вот, – говорит четвертая, глядя на эти приседания, – это уже физкультура пошла, общеукрепляющие упражнения. Уловил, рыцарь, разницу?

– Уловил, – говорит барон Николай дракону, слегка отдышавшись.

– Больно?

– Больно.

– За спорт больно?

Рыцарь прежнюю дурь из себя выдохнул, распрямился.

– Больно мне, – говорит, – оттого, что ты и тебе подобные у спорта в ногах путаются, мешают ему развиваться и процветать. Если бы не вы, вредители, я, может, сам бы со спортом дружил, и вообще – здоровых людей больше бы вокруг было. А вы ради своей выгоды, ради своего обжорского удовольствия, любую идею готовы сожрать, любое начинание обесценить! И физкультуру готовы с грязью смешать, и спорт на смех выставить!

– эх, не там и не за то у тебя болит, – покачивается сочувственно четвертая голова. – Это у тебя задница ноет, которую тебе от дивана оторвать пришлось – и то лишь для того, чтобы в субботу опять перед ящиком усесться, с пивом и чипсами. Если бы ты действительно за спорт радел, то не с нами бы сражался, а со своими королевскими министрами и прочей руководящей братией. Это они, мыслители драгоценные, всеобщей дружбе со спортом препятствуют. Физкультуру они давно уже сгубили, а теперь и спорт в посмешище превращают. Мы-то что – ну умыкнули одну команду, ну слопали одного хрящеватого тренера! Не от этого спорт вырождается, – уж поверь нам, рыцарь спортивного образа!