Под крыльцом - Кэти Аппельт Страница 28

Девочке было всего десять лет. Что такое десять лет для деревьев? Одно мгновение. Её, ещё совсем крошку, отец брал на руки. Какими нежными были эти сильные руки! А мать каждую ночь пела ей колыбельную. Какая это была чудесная мелодия!

Деревья помнят, как девочка проснулась в опустевшей тёмной хижине. Быть может, она проснулась от одиночества? Она лежала тихо-тихо и слушала. Где-то далеко раздавался голос отца, но она слышала ещё какой-то звук. Что бы это могло быть? Она приподняла голову, чтобы лучше слышать. Наверное, это стонет ветер? Нет, не ветер. Может быть, это шуршит моросящий предрассветный дождик? Нет, это не дождь. Наконец она поняла: это был звук крыльев, которые рассекали воздух. В воздухе кружили птицы. Тысячи птиц. Она огляделась. Было ещё темно, солнце пока не встало.

Странное дело. Обычно птицы пробуждаются только с восходом солнца. Что заставило их сегодня подняться так рано? И почему птицы летают молча? Она слышала только шелест крыльев — ни стонов иволги, ни чириканья мухоловок. Почему птицы не поют?

Вначале ей показалось, что она ещё не проснулась и продолжает видеть сон. Она снова закрыла глаза и улеглась на свою циновку. Шелест и свист крыльев, казалось, заполнили хижину. Потом она снова расслышала голос отца. Звуки казались то далёкими, то близкими. В воздухе, должно быть, метались целые стаи уток и дроздов, корольков и пересмешников. Она открыла глаза и прислушалась. Кого это зовёт отец? И что случилось с птицами? Она села на циновке. Дверь в хижину была открыта. Из дверного проёма струился молочно-бледный серебристый свет. Только начинает светать. Она поняла, что огромные стаи птиц кружат прямо над деревней.

Отца не было.

Мамы тоже.

Она была совсем одна. Ни разу не случалось, чтобы она проснулась одна в пустой хижине, без мамы и папы. Вдруг она почувствовала, как по телу пробежал предательский холодок. Страх.

Всё было не так. Не так, как надо. Она испуганно сжалась, словно чужая рука грубо толкнула её в спину. Всё вокруг было не так.

Вдруг где-то вдалеке снова раздался крик Зоркого Сокола. Голос отца пронзил её, словно острый нож. Она окончательно проснулась. Кажется, отец зовёт маму. Она взглянула на пустую циновку, где обычно спала Ночная Песня. Почему мамы нет? Куда она подевалась?

Снаружи тревожно метались птицы. Их крылья со свистом рассекали серое предрассветное небо.

Она слышала голос отца.

Он всё звал и звал маму. Девочка изо всех сил прижала ладошки к ушам, но отчаянный крик всё равно звенел в воздухе. И это тревожное биение крыльев. Отец снова и снова повторял имя матери. Ночная Песня. Где же она? Что с ней случилось?

Девочка встала с циновки и выглянула наружу. Первые алые лучи солнца уже прочертили хмурое небо. Они проглядывали сквозь облака и подсвечивали нежно-розовым ветви деревьев. Рассвет. Птицы, что беззвучно кружили над деревней, заполнили всё небо. Девочка взглянула туда, где протекал ручей. Голос отца доносился с той стороны. Он всё звал и звал маму. Значит, что-то случилось.

Что-то было не так.

Не так, как надо.

Что-то случилось —

и на земле, и на небе.

От этого птицы перестали петь.

Всё не так.

Коленки у неё задрожали, в груди похолодело.

Она снова услышала отца.

Что-то случилось с мамой. С её доброй, красивой мамой, которая так ласково гладила её нежными руками, укачивала по вечерам и пела ей чудесную колыбельную. Мама. Где же она? Девочка обернулась и посмотрела на огромный горшок, который накануне сделала для неё Ночная Песня. Подарок от мамы ко дню рождения — прекрасный горшок, разукрашенный сотней полумесяцев. Девочка подошла к нему и попыталась его поднять. Она не хотела отправляться на поиски мамы без него. Нужно взять с собой горшок. Она обняла его обеими руками и постаралась оторвать от пола. Горшок был очень тяжёлый, но она собрала все силы, и ей удалось поднять его.

— Скорее! — сказала она себе. — Скорее! Мне нужно спешить!

Она вышла из хижины, прижав к груди гладкий прохладный горшок. Она старалась идти как можно быстрее, но тяжёлая ноша замедляла её шаг. К тому же она боялась разбить своё сокровище. Малышка со светящейся кожей ступала очень осторожно, чтобы не уронить горшок, сделанный для неё мамой. Только не уронить! Она шла к ручью.

Птицы кружили над ней. Она слышала, как они бьют крыльями, то падая камнем вниз, то взмывая вверх, прямо под облака. Горшок с каждым шагом становился всё тяжелее.

Наконец, добравшись до кромки воды, она опустила свою ношу на мягкий песок. Она глубоко вздохнула и посмотрела на бегущую воду. Возле ручья были залежи красной глины — той самой, из которой был сделан горшок.

Её горшок, подаренный на день рождения.

Она взглянула на него и залюбовалась крутыми гладкими боками, ровными, чёткими линиями и красотой орнамента.

Красотой Мокасиновой Праматери.

До неё снова донёсся голос отца. Он звал маму.

Всё было не так.

Не так, как надо.

Всё не так с ручьём.

И с песком, на котором стоял горшок.

И с молчаливо кружащими птицами.

Где же мама?

Маленькая девочка, светящаяся малышка, стала ходить вдоль кромки воды, присматриваясь и прислушиваясь. Мама, должно быть, неподалёку. Она должна быть здесь, рядом. Мама! Где-то в лесу раздавался голос отца. Что же всё-таки случилось с птицами? Возле её ног с мерным шумом струилась вода.

Она снова взглянула на горшок, и в этот самый миг на него упал тоненький солнечный лучик, осветивший портрет Праматери. Горшок, сделанный матерью в подарок любимой дочери. Горшок необычайной красоты. Такой же красивый, как мама. Как птицы. Как деревья. Как Мокасиновая Праматерь, выгравированная на гладкой глиняной стенке.

Тут солнце зашло за тучу, и лучик погас. Девочка вздрогнула. Всё было не так.

— Мама! — крикнула она, и этот крик наполнил лес, перелетел на другой берег ручья, пронзил непроходимую чащу и долетел до самого сердца топкой трясины.

— Мама!

Крик прозвенел над верхушками деревьев, над илистой водой протоки, скользнул по крыльям беззвучно круживших в небе птиц. Она звала и звала, но мама не откликалась. Наконец она умолкла, глядя на быстро бегущую воду солёного ручья.

Влажная глина на берегу. На ней остались следы. Знакомые следы. Ну конечно же! Это были следы её мамы. Девочка опустилась на колени и стала рассматривать глину. Её мама шла к ручью. Она прошла здесь, по этой сырой глине. Вот здесь она подошла к ручью, как раз там, где его русло изгибалось, там, где вода билась о берег. Здесь она вошла в ручей. Следы обрывались возле воды.