Приключения Лёшика на острове мечты - Олег Рой Страница 24

Только тут на дне сознания Лариона Флёра зашевелилась тревога. Он дёрнулся пару раз, с трудом перекатился на спину. Теперь он чувствовал, что лежит на каменном полу и не может пошевелить ни рукой, ни ногой. «Нет, пожалуй, я не сплю, – подытожил мужчина свои ощущения. – Но что же тогда? Может быть, я заболел, и меня доставили в медицинскую палату? – И действительно, странный запах, похожий на запах лекарства, стоял в воздухе. – Вот беда! Бедной Стасеньке испорчу всю поездку!»

Он стал перебирать возможные симптомы болезни. И тут ужасная мысль пронзила его сознание: «А вдруг я сошёл с ума? Вот меня и спеленали! Что может быть страшнее!»

В это время поблизости раздались шаги – цоканье туфелек Лелии Дан и шлёпанье босых лап двух обезьян. Лязгнул замок, и вся троица принялась освобождать своего пленника от пут. К изумлению Лелии Дан, Ларион не отбивался, не кричал, не задал ни одного вопроса.

«Да, у меня крупное поражение высших функций головного мозга, – ставил себе диагноз папа Флёр. – Недаром так сильно болит голова. Поэтому всё мне представляется не таким, какое оно есть на самом деле. Вот эта симпатичная женщина, которая совсем недавно спрашивала меня про звёзды, – несомненно, врач-психиатр. И наверняка она очень добрая, ласковая, сердечная. А мне, больному, почему-то видится сущей крокодилицей. И двое санитаров, готов спорить, симпатичные ребята. Они болеют за «Спартак», и с ними можно было бы при случае и пивка выпить. А мне – ну надо же! – они кажутся какими-то косматыми разноцветными обезьянами, которых и сам Чарльз Дарвин никогда не видывал!»

Флёр старался доставить поменьше неприятностей тем, кого принимал за врачей и санитаров. Поэтому послушно поворачивался туда и сюда, а на губах его застыла растерянная улыбка. Когда он был наконец распутан, Лелия Дан приказала:

– Дай руку!

Ларион послушно протянул ей руку, ожидая, что ему сделают успокаивающий укол. Но нет. Женщина капнула ему на ладонь из маленького флакончика чем-то густым и жёлтым, а потом прижала его руку к стене. Флёр сразу почувствовал, что ладонь намертво приклеилась.

«Странная у них методика, – подумал Ларион. – Одно слово: заграница!» Тут только он заметил, что пол у него под ногами не дрожит и не покачивается, как это было на корабле.

«Ого! – с усиливающейся тревогой подумал мужчина. – Дело моё, видно, совсем дрянь. Выходит, меня спеленали, чтобы доставить вертолётом на землю, в какую-нибудь серьёзную больницу для психов».

Он хотел было спросить, как же называется эта больница, где она расположена и как восприняла Стасенька известие о болезни папы, но не решился. «Что я, больной человек, стану вдруг приставать к санитарам со своими глупостями? Они ведь сами специалисты. Придёт пора – всё расскажут!»

Меж тем «специалисты» молча ушли, на прощание лязгнув решёткой.

Ларион Флёр огляделся по сторонам. Помещение, в котором он находился, мало напоминало больничную палату. Здесь не было ни коек, ни тумбочек, ни столов, ни шкафов – попросту говоря, здесь вообще ничего не было, кроме трёх грубо оштукатуренных стен и четвёртой стены-решётки. За решёткой тянулся коридор, освещённый тусклыми светильниками. Куда он ведёт, этого Ларион Флёр увидеть не мог. Рука его была приклеена к стене на уровне лица, так что он лишился возможности сесть, лечь или пройтись по камере.

А надо сказать, что все учёные разделяются на три большие группы. Одним лучше думается, когда они сидят. Другим – когда они лежат, третьим – когда они прохаживаются. И ни один учёный мира не может думать, стоя на одном месте. Короче говоря, вскоре Лариону стало скучно, грустно, тоскливо и тревожно.

И тут он вспомнил, что в кармане должны лежать набитая табаком трубочка и зажигалка.

– Закурю-ка я, пожалуй, свою трубочку, – решил Ларион. – Знаю, конечно, что санитары прибегут, станут ругаться – в больнице ведь наверняка курить нельзя. Но мне бы хоть разок-другой затянуться!

Свободной рукой он достал из кармана трубку, щёлкнул зажигалкой и с наслаждением закурил.

– Да, больной-то я больной, – произнёс Ларион себе под нос, – а от курения так и не отучился.

Он всё ждал, когда же налетят санитары и отберут у него трубочку. А потом, того и гляди, доставят в скучную белоснежную палату, начнут пичкать горькими лекарствами и колоть острыми иголками. Ларион Флёр подозревал, что лечение будет долгим, потому что его разум никак не хотел проясняться. Бедный учёный по-прежнему видел такое, чего на самом деле быть никак не могло. Например, он мог бы поклясться, что заметил в коридоре маленького щенка, ростом не больше мышки, очень похожего на любимого пса Жека. Подбежав к решётке, щенок без труда пролез между прутьев, завилял хвостом и звонко гавкнул.

– Да, брат Ларион, – обратился астроном сам к себе, – видать, ты серьёзно заболел!

Но ты-то, мой друг, конечно, уже догадался, что перед Ларионом появился настоящий Жек, уменьшенный с помощью волшебства до размеров мышки.

– Надо спасаться! Надо бежать отсюда! – тявкал Жек, забыв, что пленник совершенно не понимает язык, на котором разговаривают животные.

– Подожди, подожди, – не различая слов среди лая пса, говорил Флёр. – Не мельтеши так, а то тебя и не разглядеть. Встань смирно! Я думаю, ты мне кажешься! Тебя здесь нет, как и вон той мышки в переднике, так похожей на нашу Банчеку! Да, совсем я разболелся! Надо бы попросить медсестру сделать мне укол…

– Ах, так меня здесь нет?! – возмутился Жек. Уж кого-кого, а Стасиного папу он знал как человека вежливого и воспитанного. И вдруг на тебе – принять его, благородного пса, за какое-то привидение, усомниться в его существовании!

Щенок так рассердился, что подбежал и укусил профессора Флёра за ногу.

– Ой! – воскликнул Ларион. – Ты ещё и кусаешься? А разве привидение может кусаться? Или, если мне всё это кажется, разве я могу тогда чувствовать боль?

– Так я про что и говорю! – радостно залаял Жек, но Флёр всё равно не понял ни слова.

– Потише ты! – не удержалась от замечания Банечка. – Шумишь сильно! Не забывай, Жирола может прийти в любую минуту!

– А ты сама что сейчас распищалась? – обиделся Жек. – Попробуй без слов что-то объяснить Стасиному папе? Он ведь ничего не понимает и думает, что мы ему кажемся…

– Если ты не перестанешь лаять, то скоро и мы ничего соображать не сможем…

– Постойте! – прервал их спор Ларион Флёр. – Хоть ты, Жек, и очень маленького роста – я бы даже сказал, неестественно маленького, и хоть я не понимаю ничего из того, что вы говорите, но всё же я вижу, что это вы, мои друзья. Уж что-что, а ваших споров я повидал много, живя с вами под одной крышей, и не спутаю их ни с чем. А исходя из того, что Жек меня укусил и я почувствовал боль, я могу предположить, что то, что происходит сейчас, – не сумасшествие. Всё это – на самом деле. Так это?

– Так! – в один голос ответили ему Банечка и Жек и для пущей убедительности закивали.