Сказки Мухи Жужжалки - Надежда Белякова Страница 23

– А! Сон и есть сон! С меня от него не убудет.

И, любуясь прекрасным закатом над океаном, приготовился к новым неожиданностям. Вдруг он увидел остров. И тотчас огромная волна подхватила Афоню и опустила его прямо на каменистый берег этого острова. Тут и рассмотрел Афоня, что остров весь каменный. Ни травинки, ни попить, ни поесть. Один солёный океан вокруг. Ночь спустилась тёмная, звёздная. И на душе у Афони тоже – тьма чёрная. Пить хочется. Вспомнил Афоня, что после того, как поднёс ему царь питьё с тринадцатью капельками, пузырёк с оставшимися каплями царь в карман ему сунул.

И Афоня опустил руку в карман: проверить, нет ли там пузырька. И обрадовался, как только нащупал его в кармане. Достал, открыл его. А из пузырька влагой речной, свежими весенними ручьями повеяло. И решил Афоня:

– Хоть жажду утолю! А сны, они и есть сны. Чего мне от них станется? А в пузырьке хоть едва донышко прикрыто, а всё ж – вода!

Едва поднёс пузырёк к губам и, предвкушая удовольствие от возможности утолить жажду, хотел те несколько капель пригубить, как набежала волна такая высоченная, что звёзды собой затмила. Остров содрогнулся от этого, и пузырёк вылетел из рук Афони. Правда, он не растерялся и схватил его на лету. Но несколько капель всё же вылетело и упало, в океанскую волну. И, видимо, неописуемой силы было действие этих капель. Даже волна сразу будто заснула. Остановилась, застыла. И стоит гора воды высоченная. Рыбы, что резвились в ней, тоже заснули без движения. Даже ветер – и тот замер. Нависла эта волна-гора над островом. А под нею разверзлась бездна океанская до самого дна. Заглянул Афоня в океанскую бездну. Увидел, что остров, с которого он в эту самую глубину заглядывает, – вершина горы. Захотел дно рассмотреть. Но поскользнулся и полетел вниз.

– Вот и проверю, что от снов бывает, чего не бывает! Но до чего же дно океана на сушь земную похоже! – успел подумать Афоня, пока летел вниз на дно океана.

Красота дивная открылась Афоне, пока летел он на дно океана. Рыбы над его головой застыли, точно прекрасные птицы в небе. Залюбовался ими Афоня. А сам всё летит и летит вниз. Но вдруг почувствовал, что оказался на чём-то мягком, будто на огромной подушке. Какой-то гул, время от времени прерываемый стоном и мощным свистом, сотрясая всё вокруг. Вслушался Афоня. И понял, что эти звуки похожи на храп. Но такой гулкий и громкий, словно целая рать спала и храпела. Афоня стал внимательно оглядываться вокруг, не притаилось ли где-то войско спящее. Но, присмотревшись, понял, что приземлился он на большое и мягкое пузо великана. Великан спал под горой, раскинув ручищи с зелёными плавниками на плечах. А ладони-то у него – что поля необъятные! А пальцы, как дубы вековые! Лежит великан на спине, головой опираясь на предгорье, как на подушку. Внешне – вроде бы как человек, великоват только. Лицо даже добродушное. Но чудной какой– то! Вместо волос на голове множество плавников, переливающихся разноцветьем несказанным. А вместо ног у великана – два хвоста рыбьих, чешуйки разноцветные – вместо одежды на нём. И что того расчудеснее, большущие раковины перламутровые – как панцирь росли на нём кое-где. Словом, украшен хоть куда. Храпит великан в своё удовольствие. И спит непробудным сном. И ведь ничего не почувствовал, когда махонький по сравнению с ним Афоня с такой высоты прямо на его пузо свалился.

Встал и огляделся Афоня. И увидел, что в стороне ручей бежит-журчит между камешков. Слез Афоня с пуза великана, как с холма спустился. Потом обошёл гору и нашёл пресную и чистую воду. Склонился над ручьём, попил водицы. Показалось ему, что слаще ничего не пробовал. И задумался:

– Вот какие чудеса довелось мне повидать! А перстень в этих снах силу свою чародейскую утратил. Три, не три его – не помогает. Эх! Видимо, время пришло расплачиваться за то, что присвоил я этот перстень! Капли из пузырька заветного волну океанскую усыпили, а этот ручей, видно, посильней океана будет. Течёт вот этак под океанскими волнами, превращаясь в реку, которая широко раскинулась вдали.

Афоня слушал, как журчит вода, пробегая между камешков, разбросанных по бережкам. Пригляделся, а камешки-то не простые – драгоценные. И так, для потехи, стал карманы ими набивать. Да вдруг подумалось ему: «Вот по ручью и выйду на берег. А то проснётся великан. Неизвестно, что у него на уме!»

С этими мыслями и побрёл Афанасий вдоль ручья, который становился всё глубже. Потом Афоня шёл по речному берегу, превратившемуся вскоре в полноводную реку. Да только, видно, и речка эта была не простая, а с норовом. Стала она Афоню, как болото, затягивать. Зашёл он подальше и поплыл. А река с каждым взмахом руки только шире становилась. Плыл Афоня, но вдруг чувствует, что силы покидать его начали. Уж и берега той реки очертания свои потеряли. И видит Афоня, что уж не речку переплывает он, а целый океан. Это пробудились волны океана, заснувшие от сонных капель из того пузырька. Они точно растаяли и заполнили всё вокруг. Тут и великан пробудился. Встал во весь рост, так что океан ему по грудь оказался. И загудел страшным голосом:

– Ты как посмел в мою кладовую проникнуть?!! Как смел пить из Хрусталь-реки?!! А-а?!

От этого «а-а» волна такая вздыбилась, что унесло ею Афанасия в даль-далёкую. Подняло и, точно букашку, о берег – шмяк. Лежит на берегу Афоня под высокой горою. В себя приходит и вспоминает последние слова, брошенные океанским великаном:

– Хрусталь-река! Э-э-э! Так, значит, это и была Хрусталь-река заветная. А на берегу её ведунья-вещунья сидит… Так ведь сказано было?! А ежели на океанской глубине течёт эта река, значит, где-то и на земле она дальше проистекать должна. Вот она-то меня к ведунье-вещунье и выведет! – решил Афоня. Как решил, так на душе и легче стало. Точно камень с души упал. Но вдруг не то что камень, град камней на него обрушился. И грохот оглушительный раздался. Огонь с неба повалил. Гора, стоявшая на берегу океана, оказалась вулканом. Ужаснулся Афанасий и проснулся.

А когда проснулся, то увидел, что лежит всё в той же царской опочивальне, среди царской роскоши. Но не порадовала его вся эта красота, потому что вспомнил тотчас же, что пора ему в путь отправляться. И всё то, что он во сне повидал, придётся теперь наяву пережить. Только обо всём этом подумал, вбежал царь-батюшка, окружённый своею свитою. За ними к дверям жмутся братишки и сестрёнки Афони. Царь подбежал к нему и спрашивает:

– Сказывай, что да как было? Что снилось?

Хотел Афоня всё по порядку изложить, но словно онемел. Мычит в ответ – и только. Царь в сердцах только рукой махнул:

– Ну да ладно! Ты скорее ступай в путь. О сиротах не тужи. Я сам о них порадею.

Когда стал Афоня подпоясываться, то почувствовал – карманы отчего-то тяжелы. Сунул в них руки. Достал пузырёк: капелек в нём много осталось. Но ещё что-то тяжёлое тянет его карман. Засунул руку поглубже и достал камушки драгоценные. Те, что во сне подобрал на берегу Хрусталь-реки. И подумал Афоня, отдавая камни сестрёнкам и братишкам-ребятишкам:

– Вот тебе и сны!!! Поди, разберись: где сон, где явь!

Придворные, как увидели те каменья драгоценные, заохали, заахали. А Афоня вздохнул, перекрестился и пошёл, куда во сне ходил, где побывал и всё испытал, а теперь наяву пережить предстояло. И всё, что во сне уже повидал, всё в точности наяву и повторилось. Поэтому шёл он смело, зная заранее, что чем кончится по уже виденным в царской опочивальне снам. И так было до того момента, как затмила звёзды заснувшая океанская волна-гора. И опять оказался Афоня у подножия той самой горы, вершина которой возвышалась островом над поверхностью океана. Словом, подводная гора. А пригляделся и увидел, что гора-то не каменистая, как видел он во сне, а сложена из кораблей затонувших. Огромное множество кораблей, аккуратно сложенных, обросших водорослями и кораллами, ракушками, кое-где окаменевших.