Кот Ланселот и золотой город. Старая английская история - Марина Аромштам Страница 23

* * *

Я все-таки дал ему имя. Назвал его Ланселотом. Тебе нравится? Смотри, как складно звучит: кот Ланселот. И он ведь правда как рыцарь.

Сама подумай, Мэйбл: разве на чердаке не правят злобные мыши? Они давно считают, что чердак – их манор. Они творят бесчисленные злодеяния: громко пищат, бегают по человеку, воруют спокойный сон и, того и гляди, отгрызут ему уши. И человека охватило отчаянье, он даже отправился к Темзе… Вот что они натворили! Но тут явился спаситель – смелый кот Ланселот. И настал конец мышиному королевству.

Дрожи, мышиный род,

Грядет расплата!

Вперед, мой Ланселот,

Восторжествует правда!

И я теперь не дрожу от холода перед самым рассветом. После ночной охоты Ланселот укладывается у меня на груди…

* * *

Мэйбл, я говорил тебе, что во мне появилась дыра. Невидимая дыра. И в нее забираются мыши. Теперь дыра затянулась. Думаю, из-за кота. Он ведь спит у меня на груди. Мне больше не снятся страшные сны.

А до этого каждую ночь я видел одно и то же: улица тонет в тумане. По ней несется толпа вооруженных людей. В руках у них вилы, косы, факелы и мечи. Люди кричат: «Ищите фламандцев! Бей чужеродцев!» А возле дома на улице стоит какая-то женщина. Я вижу, что это Джоан. Я шепчу ей: беги! Но она застыла на месте. И говорит без слов: «Ты не верил мне, Дик? Смотри: они убивают фламандцев. Смотри, как они это делают». Кто-то заносит косу над ее головой. Я пытаюсь встать между ними – между Джоан и убийцей. Я ловлю его руку: «Помни о смерти, Тайлер! О своей собственной смерти. Когда ты умрешь, с чем ты явишься к Господу? Он спросит тебя: ты кто? Кем ты себя возомнил? Человек не может отбирать у другого жизнь. Это во власти Господа. Мементо мори, Уот». Но он не послушал меня…

А еще я видел двух всадников.

Они скакали навстречу друг другу. Один был очень красивым, с неподвижным бледным лицом. Кто-то шепнул мне: «Ричард!»

А второй был Уотом Тайлером. Тайлера догонял третий всадник. Уот оглянулся и крикнул: «Уильям, дружище! Тебе вмешиваться не стоит. Мы с королем сумеем договориться…» И поскакал прямо к Ричарду. А третий всадник достал кинжал… Я поймал его руку: «Помни о смерти, Уолворт! О своей собственной смерти. Когда ты умрешь, с чем ты явишься к Господу? Он ведь спросит тебя: зачем ты, Уильям, вообразил себя богом? Человек не может отбирать у другого жизнь. Это во власти Господа. Мементо мори, Уильям». Но он не слышал меня…

От этих снов я был дурным. Как будто выпил эля – ведро, а не кружку.

А теперь ко мне возвращаются силы. По утрам я выглядываю в окошко на чердаке. Отодвигаю доску, выпускаю кота на крышу и смотрю на купол собора. Если тумана нет, я вижу солнечный луч. Он ползет по высокому шпилю и втаскивает на небо бледное зимнее солнце. Я желаю, чтобы оно не исчезло в тумане. Я слушаю колокола. Они похожи на менестрелей. Что-нибудь из их песен возьмет и окажется правдой…

* * *

Я вдруг понял, что много сильнее и Ральфа, и Хью. Даже их обоих. И они это поняли – когда я колол дрова. Здесь топят дровами, Мэйбл. Не каким-то там хворостом. И как же мне нравится готовить пищу огню! И вот я колол дрова – и наколол так много, что все пришли посмотреть. Хью даже присвистнул:

– Во как! Ну ты даешь, виллан.

Я опустил топор:

– Хью, я давно не виллан. Ты понял?

– Понял, ви…

– Не понял? – Я отбросил топор и стал, не глядя на Хью, поправлять рукава.

– Да понял, понял. Подумаешь… – Хью решил, что ему лучше уйти. Он укрылся за дверью кухни и показал мне язык. Я подумал, что он, наверное, сильно моложе меня. Интересно, хозяин вносит за Хью налоги в городскую казну? Значит, ему четырнадцать… Все равно он моложе.

А еще – ты сейчас удивишься, Мэйбл, – я уже не боюсь Джоан. Я и сам удивляюсь. Удивляюсь тому, что боялся. Тут вот что произошло.

Уже весна. Потеплело. Даже воздух ожил. А вот Хью весна не на пользу. У него покраснели глаза и все время слезятся. Он то и дело шмыгает носом и трет его рукавом. Джоан как взглянет на Хью, так брезгливо фыркнет. Тут и правда мало приятного. Но мне его жалко, Мэйбл. Он стал таким вялым. Еле передвигается. Вчера я принес в кухню воду. Смотрю, Хью сидит на полу в бело-розовой луже, рядом – пустой котел. Вокруг него всё пузырится, а он трет лицо рукавом. Видно, упал. Слышу, Джоан шипит:

– Тупица! Дурной! Недоносок!

А Хью из-за красных глаз плохо соображает, возьми да и огрызнись:

– А умные, значит, только фламандцы! За это, небось, им и резали глотки.

Ты б в этот миг не узнала Джоан – ее прямо затрясло. Она схватила скалку – такую большущую – и замахнулась на Хью.

Я не совсем понимаю, как это произошло, но я оказался рядом и удержал ее руку. Эта рука оказалась сухой и тонкой. И какой-то… несчастной, что ли. Я даже боялся сжать ее слишком сильно. Джоан хотела выдернуть руку:

– Ах ты… Приблудный виллан! А ну отпусти, негодяй!

Но я не мог ее отпустить. Она была вне себя. Она бы ударила Хью, а он бы не увернулся. Он ведь вялый, как дохлая рыбина. Мэйбл, клянусь святыми, она могла раскроить ему череп. И вот я держал ее. Но старался не сделать больно. Хью наконец-то сообразил, что по-крупному влип, и слинял. А я все держал Джоан. И она стала бледной-бледной. Я сказал:

– Джоан, я не приблудный виллан. Я почти горожанин.

Тут она попыталась дернуться и лягнула меня. Я сильнее сжал ее руку и сказал:

– Не надо сердиться на Хью. Ты же видишь, он болен. Скажи мне, что надо сделать.

Она разжала пальцы и отпустила скалку. Та с грохотом рухнула на пол. Тут я отпустил Джоан.

Она кинула на меня ненавидящий взгляд – будто бы это я сказал про фламандцев, – отпихнула и вышла.

И я перестал бояться Джоан – после этого перестал. Кричит она или шипит, я все равно не боюсь. Не могу забыть, как удерживал ее руку.

На следующий день я что-то искал в сарае и под грудой ненужных вещей обнаружил сломанную тележку. У нее не было колеса и доска в середине сгнила. Так это ж мелочь! Тут мне вспомнился Херинг. Кое-чему он успел меня научить. И почему бы мне не вспомнить его уроки?

Я очистил тележку от мусора и поставил на заднем дворе. Мне пришлось провозиться не день и не два. Но к воскресенью я ее починил. И решил: буду ездить с ней за водой. Привезу сразу целую бочку.

Сначала Джоан не соглашалась – мол, лишней бочки нет. Но лишняя и не нужна. Я взял ту, которую наполняю обычно водой.

А во время обеда…

Да, я ж не сказал тебе, Мэйбл! Я теперь ем со всеми. Как-то вечером я вдруг сказал Джоан, что горшки подождут. Вот поем и возьмусь за них. Я сказал это очень спокойно. Я работал весь день и заслужил обед. Я почищу горшки быстрее, если чуть отдохну. Джоан сверкнула глазами, но что она может мне сделать? Прибить меня? Не получится. Она знает: я теперь смогу удержать ее руку.