Артур и война двух миров - Люк Бессон Страница 23

Паровоз свистит, колеса приходят в движение. Артур догоняетеще не набравший скорость локомотив и вспрыгивает на подножку. Не может же онопоздать на поезд! Пробежав по вагонам, он, запыхавшись, вваливается ввагон-ресторан, где, удобно устроившись за столиком, Барахлюш уписывает за обещеки рассыпчатое печенье. Селения по-прежнему ни к чему не притронулась.

― Очень вкусно! ― с набитым ртом изрекает Барахлюш.― Похоже на белликорн, только без сиропа! [7]

Несмотря на столь лестное сравнение, принцесса по-прежнемуотказывается попробовать принесенную Артуром еду и молча разглядывает в окнопроплывающие мимо пейзажи Артуровой комнаты.

― Ну пожалуйста, Селения, попробуй! Сначала надопопробовать, а потом уж говорить, что ты этого не любишь! ― уговариваетее Артур. ― Разве не так написано в вашей Большой книге?

― Нет! ― отрезает Селения тоном пустогохолодильника.

― Значит, это упущение, и я непременно предложу советувписать эту истину в Большую книгу! ― со смехом заявляет Артур.

― Надо быть минипутом, чтобы получить право выступатьна совете! Совет не станет слушать неизвестно кого! ― надменно изрекаетпринцесса, которую голод сделал еще более несговорчивой, чем обычно.

Артур берет кусок печенья и с видимым удовольствиемзасовывает его в свой рот.

― Однако, если мне не изменяет память, я женат нажительнице страны минипутов, и не на простой, а на принцессе. А значит, я нетолько стал гражданином вашей страны, но еще и потенциальным ее королем, что,несомненно, дает мне право не только выступать в совете, но и заседать в нем!

Уши Селении начинают лихорадочно подрагивать ― верныйпризнак того, что принцесса в ярости и что ярость ее вот-вот выплеснетсянаружу.

― Конечно, если моя принцесса не станет возражать, ибоя готов смириться с любым ее решением! ― примиряюще произносит Артур,вовсе не желая, чтобы его принцесса, напоминающая сейчас кипящую скороварку,принялась со свистом выпускать пар, то есть накопившееся в ней негодование.

Как и все принцессы, Селения неравнодушна к лести.Снисходительно улыбнувшись, она отламывает кусочек печенья и подносит его кгубам.

― Правда, вкусно? ― по-прежнему с набитым ртомспрашивает Барахлюш.

Не удостоив его ответом, Селения чинно кушает печенье.Однако ее голодный желудок урчит все пронзительнее. Артур не без злорадстванаблюдает борьбу воли и инстинкта, дуэль гордыни и здравого смысла. Головаборется, отказывается от пищи, но желудок урчит, под ложечкой сосет, исопротивляться становится крайне трудно. А голодный мозг отказываетсяповиноваться. И по примеру брата Селения начинает обгрызать со всех сторонвысящийся перед ней кусок печенья.

― Вот и отлично! ― радуется Артур победездравого смысла.

И словно в честь этой маленькой победы паровоз гудит, гудокразносится по всей комнате и проникает в ванную, где ему злорадно внимаютчьи-то чуткие уши.

Две крючковатые руки, более напоминающие клешни, вцепляютсяв бортик поддона, и над краем его показывается всклокоченный гребень Мракоса.Сын Урдалака никогда не любил причесываться, а теперь, когда возможностьотмщения близка, он тем более не задумывается о своем внешнем виде.

Подтянувшись, Мракос взбирается на бортик и оттуда прыгаетвниз. Шлепнувшись на пол, он тотчас вскакивает, отряхивается и прислушивается,откуда исходит незнакомый ему звук, издаваемый, без сомнения, каким-томеханизмом. Сквозь щель под дверью он видит Артуров поезд, который, стучаколесами, мчится к другой двери и, проехав под ней, вырывается в коридор. Поездисчезает, оставив Мракоса рвать на себе волосы от злости.

Сознание того, что его враги прячутся совсем близко,буквально сводит Мракоса с ума, но, так как изобрести машину для сокращениярасстояний ему не под силу, приходится искать иное решение. Мракос оглядываетсяи замечает велосипедиста в желтой майке, прислонившегося вместе со своеймашиной к стенке поддона.

― Эй, ты! ― окликает его Мракос.

Мракос терпеливо ждет ответа, но велосипедист упорно молчит.Молчит не потому, что ужасающе невежлив, а всего лишь потому, что не умеетговорить, так как сделан из пластика. А Мракос не привык прощатьнепочтительного отношения к своей персоне, даже когда в роли дерзкого нахалавыступает пластмассовый человечек. Воитель вытаскивает меч и наносит сильнейшийудар по несчастному спортсмену. История не оставила сведений, был ли этотвелосипедист победителем велогонки «Тур де Франс», но соревнования на закрытомтреке он бы наверняка выиграл, ибо после столь сильного удара велосипедист, подскочив,совершил стремительный круг по стенам ванной и только потом рухнул на пол иразбился на мелкие кусочки.

Мракос смотрит на велосипед: этой машиной управлять нетруднее, чем гамулем. Взгромоздившись на седло, он отталкивается и жмет напедали. Сначала он чувствует себя младенцем, который только-только научилсяходить и время от времени теряет равновесие и падает. Но, когда воительдобирается до двери, то уже держится в седле вполне уверенно и даже набираетскорость. Однако быстро соображать Мракос никогда не умел, поэтому совместитьскорость движения велосипеда и высоту двери ему не удается, и велосипед влетаетв комнату Артура без седока. Промчавшись сквозь строй велосипедистов, внедоумении расступившихся перед машиной, мчащейся на полной скорости без своегоседока, велосипед первым пересекает финишную ленточку. Впервые за всю историювелогонок «Тур де Франс» победителем становится велосипед, а не велосипедист.

Арман вбегает в гостиную.

― Что здесь происходит? ― запыхавшись,спрашивает отец Артура.

Оглядевшись, он замечает жену, лежащую на диване скомпрессом на голове.

― Ничего, ничего особенного... она простопоскользнулась, как обычно! ― отвечает Арчибальд.

Отец уже давно перестал считать синяки, которые набиваетсебе его дочь.

Арман бросается к жене; он так разволновался, что вот-вотразрыдается.

― Что с тобой, дорогая?! ― шепчет он, хлопая еепо щекам. ― Посмотри на меня!

Арман в растерянности. Он поворачивает голову, и взгляд егопадает на комбинированное лицо Урдалака.

― Это... это не опасно, доктор?

Слезы затмили ему взор, иначе он вряд ли смог бы перепутатьФранкенштейна и его создателя. Урдалаку такое сравнение нравится. Ошибка Арманаему льстит.