Крот Филипп и мышка По - Ирина Балина Страница 2

– Ах, простите, простите же нас! – воскликнул кролик. – Да если б мы знали! Да если б мы… – Кролика переполняли неловкость за свой поступок и стыд перед кротом. – И всё-таки попейте с нами чаю. Жена! Дети! Выходите во двор! К нам любезно пожаловал наш давний сосед.

Мама крольчиха опасливо приоткрыла дверь и медленно подошла к супругу. Крольчата хотели было высыпать наружу, но мягкая материнская лапа их остановила. Она подошла к мужу и прошептала на ухо: «Кто этот странный зверь? Ты уверен, что он безопасен?». «Похоже на то, – прошептал он в ответ, – так или иначе, я перед ним виноват. Надо уважить его чаем и хорошим обращением».

Крот выглядел мрачно и насупленно. Он весь был вымазан в земле, и его запылённые очки почти полностью скрывали маленькие глазки, из-за чего он казался ещё более непроницаемым и замкнутым. Но опасностью от него не веяло, а уж что-что, а опасность мама крольчиха в звере разгадать всегда могла. Поэтому она тут же поманила крольчат из-за двери, и всё семейство снова уселось за стол.

– Надеюсь, вы нас простите? – всё ещё продолжал повторять кролик, когда крот медленно и с напускной неохотой всё-таки стал усаживаться за стол. – Мы ведь даже не знаем вашего имени. Вот же как получилось… Ну, мы ведь не знали. Не могли знать…

– Филипп, – коротко представился крот.

– А это моя жена Марта, – поспешил отрапортовать кролик, – детки: Эмма, Лил, Пушинка, Эдмунд младший, Найки, Хвостик и младшенький – Прыг. Меня зовут Эдмунд, но все зовут меня Эд, так что…

Крот выглядел совершенно безразличным. Крольчата с удивлением и опаской смотрели на незваного гостя.

– Прошу вас, угощайтесь, – сказал кролик и пододвинул кроту чашку.

Крот взял чашку в лапы и стал рассматривать её с неприкрытым пренебрежением. Крольчиха поинтересовалась, какого чая он желает, малинового или земляничного и, услышав краткое «всё равно», налила ему малинового. За столом воцарилось напряжённое молчание. Никто не знал о чём заговорить, и хотел ли их сосед вообще разговаривать. Крот выпил чаю, съел несколько пряников, стряхнул со стола крошки, кашлянул пару раз и стал собираться уходить.

– Ну, разве вы уже уходите? – задал вопрос кролик. – Ведь вы совсем ничего не съели. И мы даже не успели ни о чём с вами поговорить.

– Я не прочь посидеть чуток, – на удивление всем ответил крот, – и даже съел бы ещё чего-нибудь, если только вы позволите мне сидеть здесь молча. Прошу вас, говорите со своей семьёй, будто меня нет. Я и без того потревожил вас, да я и не мастер в застольных беседах.

Не успел кролик опомниться от столь длинного монолога крота, как крольчиха уже начала говорить: «Конечно, конечно! Сидите, сколько захочется. Мы можем совсем вас не замечать, если вам так угодно!». Потом она вздохнула как бы с облегчением и принялась поучать детей ровно держать спины и не класть локти на стол. Дворик кроличьего дома снова оживился весёлой болтовнёй и звонким детским смехом.

Кролик был в замешательстве, но решил, что предпринимать шаги по введению соседа в общество своей семьи он больше не станет по двум причинам: во-первых, очевидно было, что кроту этого не очень-то и хотелось, а во-вторых, – такой угрюмый гость за столом в воскресное утро грозил испортить всем чудесное настроение.

Завтрак растянулся до обеда, а на обед крота остаться не пригласили, потому он ушёл, не дожидаясь, пока ему начнут намекать о необходимости покинуть дворик. Он залез обратно в дыру, из которой вышел утром, и кролик аккуратно притоптал землю лапой.

– Гадкий тип.

Папа кролик ещё никогда и не о ком так не отзывался. Сказав это, он испуганно зажал рот лапкой, в страхе, что вслед за этими словами из него полезут и прочие, совершенно непрошенные. К счастью, их так никто и не услышал.

«Пф!» – фыркнул крот, не оборачиваясь, и зашагал вглубь подземного хода. – «Все эти семейные дела, суета, завтраки, Эдмунды и Пушинки, – ворчал он, углубляясь под землю, – ерунда! Как хорошо, что я живу один. Ни тебе жены, что вечно норовит накормить тебя чем-нибудь или стряхнуть крошки с воротничка, ни толпы маленьких бездельников, снующих повсюду, поднимающих пыль и шум». Крот ещё долго ворчал, пока, наконец, земляной ход не начал расширяться. А когда перед ним предстала просторная комната, заваленная сухими листьями и соломой, он вздохнул с облегчением, отдышался и, довольно ухмыльнувшись, завалился на свою любимую подстилку. После такого потрясения, как сегодняшняя встреча с внешним миром, кроту необходимо было поспать. И последним, что он буркнул, проваливаясь в сон, было: «Если б не эти наглые бобры…».