Щенок Питер и несгрызаемая кость - Юлия Евграфова Страница 2

– Меня все называют Самым Лучшим На Свете, – настаивал Питер, – потому что я и есть самый лучший.

Он не стал уточнять, что «все» – это только хозяин с хозяйкой и их дочка Алинка. Да ещё бабушка с дедушкой, приезжавшие в гости (но бабушка как-то неуверенно говорила, будто сомневалась).

Собаки подумали-подумали, нагнули головы, вытянули носы и присмотрелись повнимательнее.

Пёсик оказался не совсем чёрненький. У него была яркая рыжая грудка и такие же кончики лап, словно на них надели цветные носочки. И мордочка по бокам рыжая, и смешные рыжие пятнышки над глазами. Дизель вспомнил, что давным-давно он встречал милицейского добермана, который был точь-в-точь такой же окраски. Вдруг этот малыш – служебная собака? Но уж больно мал ростом. А Ласка сразу сообразила, что напротив неё стоит не взрослая собака, а подросток. В переводе на человечий, мальчишка лет двенадцати.

– Вот, у меня даже есть медаль! – Щенок ещё больше вытянул шею, чтобы все смогли полюбоваться красной косточкой на ошейнике.

Бим с Бомом недоверчиво пошевелили ушами: всё же трудно было поверить, что такой недомерок может ходить на медведя и получать медали. А не врёт? Фильке вдруг захотелось, чтобы и у него на шее появилась замечательная косточка. Отнять, что ли? Но как отнимешь, если он самый лучший, победитель и гроза?

– Тебе что нужно, пацан? Шёл бы к себе домой, – на всякий случай строго пролаял Бом.

– Я турист и путешественник, – бесстрашно ответил Питер, – изучаю местные обычаи, борюсь с несправедливостью…

Он ничего не успел добавить, потому что раздались приближающиеся шаги, и откуда-то со стороны донёсся аромат еды. Питер сообразил, что с самого утра ничего не ел и страшно проголодался. Собаки тоже учуяли вкусный запах и на время утратили к щенку всякий интерес. Они развернулись и, виляя хвостами, побежали навстречу хозяйке, которая шла их покормить.

Фермерша расставила на земле пять одинаковых старых мисок и из ведра в каждую плеснула еды. То ли супа, то ли каши. Собаки не заставили себя долго ждать и жадно набросились на еду. А Питер остался стоять посередине двора.

Где-то там, дома, у него осталась красивая блестящая мисочка, в которую регулярно накладывали сухие шарики специального корма. Питер слышал, как его хозяйка говорила, что собаку нельзя кормить человеческими супами и кашами, а надо давать только особенную собачью еду. И даже ругала хозяина, когда тот принёс из магазина корм для взрослых собак, а не для щенков. Но сейчас, надо признать, Питер съел бы и чего-нибудь человеческого, настолько в животе урчало от голода. Но миску с едой ему никто не предложил.

И вдруг фермерша заметила Питера.

– Эй, Дед, – закричала она, подзывая мужа, – смотри, кто к нам пожаловал! Что скажешь?

Пожилой фермер подошёл ближе и присел на корточки, протянул к Питеру руку. Тот принюхался – от руки вкусно пахло молоком и маслицем. Питер был очень добрым и весёлым и в другой раз непременно бы лизнул руку, но сейчас он должен был поддерживать звание победителя колбасы и грозы медведей. Поэтому поднял шёрстку на спине дыбом, показал зубы и негромко зарычал.

– Ух ты! Какой смельчак, – восхитился фермер. – Слушай, Мать, да он, похоже, домашний…

– И вроде породистый, – подсказала фермерша, присаживаясь рядом и разглядывая Питера, словно диковинку.

На ногах у неё были калоши и шерстяные носки. Питер осторожно принюхался. Запах чужой и незнакомый, не похожий ни на один из встречавшихся прежде.

– Только вот чей он? Убежал из деревни? – задумчиво спросил фермер.

– Что ты, Дед! В деревне такого ни у кого нет. Он, наверное, потерялся.

– Ничей, что ли? Тогда нужно его продать, за него должны хорошо заплатить. Я слышал, что в городе маленькие собачки стоят больших денег. Продадим его и на выручку купим кабанчика.

– Хорошая мысль. Только куда его пока деть? Может, в дом возьмем?

– Нет, в дом нельзя. Он такой симпатяга, что ты, старая, быстро к нему привыкнешь и не захочешь потом отдавать. А кабанчик важнее. Пусть здесь живёт, с нашими собаками.

– Вдруг они его обидят? Покусают? – забеспокоилась фермерша.

– Его? Нет. Если до сих пор не покусали, уже не съедят. Он – парень храбрый, по всему видно. Видишь, морда расцарапана. Не даст себя в обиду. А, если кто посмеет его тронуть, будет иметь дело с моей палкой. – Последние слова напрямую относились к местным псам. Для убедительности фермер ещё и кулаком погрозил. – Ты, мать, покорми его.

Фермерша ушла в дом и скоро вернулась с точно такой же старой миской, но поменьше. В ней лежала та же еда, что полагалась и большим собакам. То ли суп, то ли каша. Питер приблизился к миске и осторожно понюхал. Пахло неаппетитно. Он лизнул – совсем невкусно, даже противно. Питер поднял голову и вопросительно взглянул на фермершу.

– Не привык к такому? – Фермерша правильно поняла этот взгляд. – Дома тебя, наверное, одной колбасой кормили, «Любительской». Ладно, принесу тебе молока, раз такой привереда.

Фермерша действительно хотела принести Питеру молока, но по дороге отвлеклась на какое-то дело, потом ещё на одно и забыла о своём обещании. Питер в ожидании слонялся по двору, но молока всё не было, а в животе урчало громче и громче. Когда Питер отчаялся дождаться и решил всё-таки поесть противной каши, выяснилось, что его опередили, и кашу кто-то съел. Маленькая миска была начисто вылизана собачьим языком. Питер чуть не завыл от обиды.

– Ничего не досталось? – сочувственно спросила подбежавшая Ласка и нежно лизнула Питера в ухо.

Ласка уже один раз была мамой, у неё были щенки, и она прекрасно знала, как выглядят расстроенные дети. Пусть и собачьи. Пусть и герои. Она вздохнула и успокоила:

– Подожди здесь, у меня есть кое-что для тебя…

Собака потрусила к стене сарая, порылась лапами в куче сена и выудила снизу большую обглоданную кость, на которой местами ещё оставались ошметки мяса. Кость, правда, вся была в земле, но пахла чудесно.

Ласка положила кость перед Питером и глубоко вздохнула – кости, по правде сказать, было жаль.

– На, погрызи, тут осталось много вкусного. Я её только вчера спрятала.

Ласка была очень запасливой собакой, всегда и везде закапывала недоеденные косточки, корки хлеба и даже куриные лапки. На голодный день. А так как зарывала она носом, то почти всегда ходила с присохшей к носу грязью. Ласку ни разу в жизни не причесывали, а сама она не справлялась с длинной шерстью. Поэтому вид у неё был немного косматый и не совсем опрятный. Зато исключительно доброе сердце.