Приключения жёлтого чемоданчика. На старом чердаке - Софья Прокофьева Страница 18

— А, это ты, — ответил Сашка, стараясь говорить холодно и обыкновенно.

— Это кто подходил? — спросила Катя.

— Так, дядя, — с торжеством сказал Сашка.

— Нет, правда? — уже настоящим, своим голосом сказала Катя. — А… звери?

— И звери тут. Где же им быть еще? — Сашка с трудом сдерживал ликование. — Заходи, Катя, сама увидишь.

— Нет, правда?

Катя замолчала. Сашка Услышал ее дыхание.

— Мы сейчас на футбол собираемся, — с сожалением сказала Катя и добавила просительно: — А после футбола можно?

— Мне какое дело. Когда хочешь, тогда и заходи.

— А ты на футбол не идешь?

— Билета нет — растерялся Сашка.

— А у меня лишний! Хочешь? — вдруг предложила Катя. — Не твоё дело, отвяжись, — свирепым шепотом мимо трубки сказала она кому-то.

Вот это да! Катя сама приглашала его на футбол. И даже билет предлагала. И это все при Борьке. Он стоял рядом, конечно, и все слышал.

— Отчего же, — сдерживая дрожь, тихо сказал Сашка.

— Через полчаса на моем дворе. Идет?

— Идет.

Сашка услышал в трубке короткие гудки. Сашка стоял и слушал их. Они, как цепочка, еще соединяли его с Катей, и ему было жаль класть трубку…

— Ба-ба-бах! Бум! — что-то дико грохнуло и загремело в папа-маминой комнате. Там случилось что-то ужасное. Наверное, там сразу рухнули стены и потолок.

В коридор из кухни, что-то жуя, выбежал Симеон Симеонович. Лицо у него было совсем белое. Черные усы на этом белом лице как-то выскочили вперед. Он, топая, пробежал мимо Сашки. Сашка со всех ног бросился за ним. В дверях они столкнулись и застряли.

Потом их сверху накрыла рычащая, дрожащая тяжелая шуба.

И так они все втроем — Сашка, Симеон Симеонович и медведь ввалились в комнату.

В комнате стоял не то туман, не то дым.

С потолка сыпалась известка. Острыми кусками, вздрагивая и страшно звеня, падало зеркало.

Посреди комнаты, держа в трясущихся лапах ружье, стояла обезьяна. В углу с жалобным визгом обнялись медвежата.

Над головой у Сашки, громко хлопая крыльями, закружились желтые и зеленые попугаи. Казалось, они вылетают прямо из Симеона Симеоновича.

Попугаи, как слепые, сильно, с размаху, бились о стекла. В воздухе завертелись желтые и зеленые перья.

Обезьяна выронила ружье, обняла ногу Симеона Симеоновича и, прижавшись к ней всем телом, заскулила, задрав голову кверху.

Дым рассеивался. Белая пыль оседала на пол. С потолка еще срывались куски штукатурки. Около люстры чернела дыра.

— Нечего сказать, навестил сестру… Двадцать лет не был… — простонал Симеон Симеонович. — Да лучше бы еще пятьдесят не приезжал… Старый балбес.

Симеон Симеонович яростно постучал себя кулаком по лбу.

«Дурак я, про этих зверей наплел, — обозлился на себя Сашка. Он не мог смотреть на виноватое и огорченное лицо Симеона Симеоновича. — И без этого ружья тоже обошелся бы как-нибудь. Не помер».

— Дядя Сема, — не зная, чем его утешить, сказал Сашка. — Ничего… Папка все равно хотел летом ремонт делать. А зеркало…

Сашка запнулся. Он знал, что мама огорчится. Мама считала, что зеркала бьются не к добру, и переживала, даже когда треснуло маленькое круглое зеркальце. А тут такое зеркалище во весь шкаф.

Дядя Сема все сопел и вздыхал и даже замахнулся на ни в чем не повинного медвежонка. Медвежонок обиделся и закатился под стол. Ох, до чего же все нескладно вышло! Хорошо еще, что Борька про миномет не поверил.

— Два часа, — вздохнул дядя Сема. — Кормить их пора. Кашу сварю, что ли.

Дядя Сема, какой-то постаревший, устало волоча ноги, пошел на кухню.

А Сашка, так ничего ему не сказав, на цыпочках прошел в переднюю и вышел на лестницу. Он плотно прикрыл за собой дверь. Не хватало еще, чтобы эти твари по всему дому разбежались… И бегом бросился вниз.

Глава 7. БИЛЕТ НА ФУТБОЛ

Катя ждала его, нетерпеливо посматривая на ворота.

Она стояла посреди двора на сухом местечке, и солнце освещало ее всю. На ней были голубые чулки, а на голове вязаная шапочка, тоже голубая. Рядом, конечно, Борька. Он со скучающим видом смотрел на голое дерево, разглядывал пустой скворечник.

В сторонке на сырой, раскисшей дорожке стояла никому не нужная Лелька.

На ней была старая лыжная куртка, еще Катина, только Катя из нее уже давно выросла, а Лелька еще не доросла. Куртка была слишком длинной. Из-под нее торчали Лелькины ноги не толще веревки, с коленками, похожими на узелки, завязанные на этой веревке.

— Пошли. Только-только успеем, — сказала Катя, и все двинулись к воротам.

Лелька, шлепая ботинками, облепленными грязью, и держась на расстоянии, пошла за ними.

Но у ворот Катя обернулась и грозно сказала ей: «Кому говорят — домой! Не смей за нами!»

— Мне кажется, ты ее путаешь со своей будущей собачкой, — усмехнулся Борька.

Катя засмеялась:

— Знаю я их, с ними чем строже, тем лучшее А то на шею сядут… Ну, как дядя? — спросила она Сашку и посмотрела на него удивительно светлым глазом из-под черной челки.

— Нормально, — сказал Сашка, не зная, что ответить.

Оглянувшись, он увидел, что Лелька все-таки идет за ними, робко, но упрямо. Они сели в троллейбус. Троллейбус был совсем пустой.

Лелька тоже вскарабкалась с передней площадки.

Через весь пустой троллейбус Лелька с укором посмотрела на Сашку. И по ее оскорбленному и печальному лицу Сашка вдруг точно и ясно понял, что Катя отдала ему Лелькин билет на футбол. Этот билет вовсе не был лишним. Это был Лелькин билет. Сашкино сердце сжалось, словно ему на сердце надели защипку, какими мама на балконе прицепляла белье к веревке, чтобы ветер его не унес.

«Растяпа, — обругал себя Сашка. — Наврал бы Катьке, что у меня уже есть билет. Вот где надо — не вру. А где не надо, само врется».

Чем ближе к стадиону, тем теснее набивался троллейбус людьми. Наконец, толстая тетя скрыла Лельку.

У стадиона все пассажиры сразу вышли. Троллейбус пустой, прозрачный, дребезжа, сделал круг и покатил назад.

Все побежали к стадиону, на ходу доставая из карманов и сумочек билеты. Катя побежала, замелькав голубыми чулками,

Сашка оглянулся. Лелька стояла у серой стены, маленькая, никому не нужная.

«Я ей марки подарю, гербарий отдам… — страдая, подумал Сашка и тут же вспомнил, что этого уже ничего нет. — все равно, я ей что-нибудь хорошее…»