Как слониха упала с неба - Кейт ДиКамилло Страница 14

Дверь открыл сам Лео Матьен. Он стоял босиком, с повязанной на шее салфеткой. В усах его застрял кусочек морковки и хлебная крошка. Из квартиры на холодную тьму лестницы облаком выплыл запах бараньего рагу.

— Так это же Питер Огюст Дюшен! — воскликнул Лео Матьен. — И на голове у него шапка. И он стоит передо мной, а не кукует, как обычно, из чердачного окошка.

— Простите, что отрываю вас от ужина, — выпалил Питер. — Но мне надо срочно увидеть фокусника.

— Что? Кого увидеть?

— Мне надо, чтобы вы отвели меня в тюрьму, поговорить с фокусником. Вы же полицейский, страж закона, они не могут вас не впустить.

— Кто там пришёл? — спросила из кухни Глория. А потом она подошла к двери и встала рядом с мужем.

— Добрый вечер, мадам Матьен, — сказал Питер и, сняв шапку, поклонился Глории.

— И тебе добрый вечер, — ответила она.

— Да, вечер добрый, — смущённо повторил Питер и, надев шапку, снова затараторил: — Простите, что отрываю от ужина, но мне срочно надо в тюрьму.

— Ему надо в тюрьму? — переспросила Глория у мужа. — Он сказал «в тюрьму»? Господи милостивый! Что за просьбы у этого ребёнка? Да ты только посмотри на него! Какой худенький! Он же совсем… ну, как это называется?

— В чём душа держится, — подсказал Лео.

— Смотри, он прямо прозрачный! — подхватила Глория. — Тебя что, этот старик вообще не кормит? На вашем дурацком чердаке нет не только любви, но и еды?

— У нас хлеб есть, — возразил Питер. — И рыба. Только рыбки очень маленькие.

— А ну — ка зайди к нам, — велела Глория. — Я точно знаю, что тебе надо. Ты должен сию же минуту зайти к нам.

— Но я не… — начал было Питер.

— Заходи, — сказал Лео. — Давай потолкуем.

— Немедленно к столу, — сказала Глория. — Сначала поедим, а уж потом потолкуем.

На кухне у Лео и Глории Матьен было тепло и стол стоял совсем близко к печке, где плясало весёлое пламя.

— Садись, — сказал Лео.

Питер уселся. Ноги у него дрожали, а сердце колотилось, словно он всё ещё бежал.

— Боюсь, у меня совсем нет времени, — сказал он. — Честное слово. Боюсь, мне некогда ужинать.

Глория поставила перед ним миску с рагу.

— Ешь, — велела она.

Питер зачерпнул рагу, поднёс ложку к губам. Прожевал. Проглотил.

Он уже забыл, когда в последний раз ел что — нибудь, кроме чёрствого хлеба и крошечных костлявых рыбок.

И сейчас, съев первую ложку рагу, он вдруг вспомнил это тепло, этот вкус, это счастье… Точно нежная рука подтолкнула его, совсем чуть — чуть, и все, что он потерял, разом нахлынуло, накатило: сад, отец, мама, сестра, обещания, которые он дал, но не в силах выполнить…

— Что такое? — всполошилась Глория. — Почему мальчик плачет?

Лео положил руку на плечо Питеру.

— Тихо, сынок… Не волнуйся. Всё образуется. Всё будет хорошо. Мы всё сделаем, всё что надо. Вместе сделаем. Но сначала ты должен поесть. Это важно.

Питер кивнул, взялся за ложку. Он снова прожевал, проглотил — и слёзы хлынули сами. Они стекали по его щекам прямо в миску.

— Очень вкусное рагу, мадам Матьен, — проговорил Питер сквозь слёзы. — Очень — очень вкусное.

Руки у него ходили ходуном, и ложка стучала о край миски.

— Аккуратненько, — сказала Глория. — Не капни на стол.

«Прежняя жизнь ушла навсегда, — думал Питер. — Не вернёшь. Никогда не вернёшь».

— Ешь, Питер, — мягко сказал Лео.

Питер понял: только что он заглянул правде в глаза. И осознал, что утратил. Когда Питер доел, Лео Матьен взял у него из рук миску, поставил на стол и сказал:

— А теперь рассказывай. Всё рассказывай.

— Всё? — уточнил Питер.

— Да, всё. С самого начала.

И Питер начал рассказывать. Сначала про сад. Про то, как папа подкидывал его высоко — высоко в воздух и ловил, а рядом смеялась мама, вся в белом, с огромным, круглым как мяч животом.

— Небо было огненно — золотое, — вспоминал Питер. — И уже горели фонари.

— Хорошо рассказываешь, — похвалил Лео. — Я очень ясно всё это представляю. А где твой отец сейчас?

— Он был военным, — ответил Питер, — и погиб в бою. Вильно Луц служил вместе с ним, они дружили. Он видел, как погиб отец. И потом он пришёл к нам домой — рассказать…

— Вильно Луц, — повторила Глория таким голосом, словно говорила страшное проклятие.

— Когда мама услышала, что отца больше нет, ребёнок у неё в животе… моя сестра, Адель, стала проситься наружу. — Питер умолк и, вдохнув, выговорил: — Адель родилась, а мама умерла.

Перед тем как она умерла, я дал ей слово, что буду всегда заботиться о сестре. Но я не сдержал обещания, потому что сестру забрала повивальная бабка, а меня — Вильно Луц. Он хотел сделать из меня настоящего солдата.