Серебряный конь - Элайн Митчелл Страница 12

— Весна в этом году будет поздняя, — заметила Бел Бел в один из многих дней, когда по долине гулял холодный ветер. — Я рада, что на этот раз у меня нет малыша.

В табуне, кстати, и вообще родился этой зимой только один жеребенок.

И вот в какой-то из дней, когда ветер дул легкий и теплый и ярко светило солнце, лошади заметили, что шерсть у Громобоя да и у них самих приобрела прежний блеск, и поняли, что наступила весна.

Наступила весна, и красногрудые малиновки принялись охотиться за насекомыми, динго начали выть по ночам при полной луне, призывая своих партнеров. И вот однажды издалека, с юга, послышался громкий клич дикого жеребца.

Громобой насторожил уши и прислушался, и корда вопль повторился, он вскинул голову с прекрасной золотисто-светлой гривой и издал ответный исступленный крик. Когда солнце поднялось выше, он взбежал на гребень, чтобы наблюдать за Бролгой, голова у Громобоя была высоко поднята, солнце ярко блестело на шкуре. Время от времени он испускал клич, означающий вызов, но Бролга не пришел, и Громобой понял, что этой весной он все еще неоспоримо властвует над дикими лошадьми в Каскадах.

Итак, жеребята достигли годовалого возраста и за последовавшие за снежной зимой отличные весну и лето сделались крупными и сильными и научились бегать еще быстрее. Дротик далеко не сразу уяснил, что, хотя он крупнее и сильнее всех жеребят, именно Таура оправдывает свое имя: он мчался как ветер, быстрее, чем Дротик, быстрее всех других жеребят.

В то лето не случалось организованных охот на брамби, однако Таура научился узнавать (и страшился его) свистящий звук веревки, летящей по воздуху. Как и предполагала Бел Бел, ее прекрасный молочно-белый сын пленял каждого человека, стоило ему только раз увидеть его, однако Таура, будучи от природы сильным и храбрым, не старался прятаться, как делала его мать. Она пыталась обучить его всем своим хитрым уловкам, но поняла, что он не может научиться всему сразу за один год.

Ураган тоже стал резвым конем. Матери гордились ими обоими, они наблюдали, как за лето и осень жеребята сделались более самостоятельными. С удовольствием они замечали, что дружба между их сыновьями оставалась стойкой. И они видели также, как усиливалась враждебность в отношениях между Дротиком и Таурой, и гадали, к чем это приведет.

На вторую в жизни двух жеребят зиму снег в Каскадах уже не шел так обильно и непрерывно и табун остался там зимовать.

И Таура, и Ураган несколько раз видели Бролгу и убедились, что он превратился в великолепно жеребца. Матери, правда, Таура сказал только про один раз.

— Весенняя трава и солнце и брачный период сделают свое дело, он достигнет высшей точки силы и ловкости, — отозвалась Бел Бел, но больше ничего не сказала и оставила сына в некотором недоумении.

К концу зимы Таура стал видеть свою мать все реже, и они с Ураганом теперь больше бегали с другими жеребятами, дрались, кусались, пускались то и дело галопом, испытывая непонятное беспокойство. Опять близилась весна, жеребята были уже почти двухлетками. Бел Бел с Мирри должны были снова произвести на свет жеребят, поэтому они опять отправились по склонам вверх, чтобы никто не помешал им разродиться. Два друга заходили все дальше и дальше, иногда возвращались на стоянку, а порой ночевали совсем в другой местности.

В табуне было шесть или восемь двухлеток, которые тоже все чаще проявляли независимость. Бывало, Таура и Ураган проводили время вместе с ними, а иногда удирали от всех и бродили как одинокие волки. Но они паслись недалеко от основного табуна в конце узкой долины в тот вечер, когда Бел Бел вернулась с каштанового цвета жеребенком. Любопытный Таура только тронулся в их сторону, как вдруг услыхал громкий вопль, от которого пот выступил на его блестящей коже. Он понял, что это вызов, которого он, собственно, и ожидал.

По долине, высоко поднимая нош, гордо выступал Бролга.