Маргарита едет к морю - Елена Соловьева Страница 11

где начинается поездка в древний город Инкерман, а Маргарита узнает, кто такие настоящие герои

– И все-таки я волнуюсь, он общается с ней целый день, – услышала Маргарита хвостик разговора, возвращаясь от кабины шофера к задним местам в автобусе. Рано утром она вместе с Че и Георгием отправилась на экскурсию в городок Инкерман, который так близко располагался по отношению к Севастополю, что вполне мог бы сойти за его удаленный район. Бабушка и Александр Васильевич поспешили в театр, причем режиссер-директор деликатно придерживал Корицу под локоток. Может быть, именно его навязчивую деликатность и обсуждали, сидя в автобусе, Че с Георгием. Маргарита видела, с каким недобрым прищуром посмотрел утром Чертополох в сторону удаляющейся парочки.

Однако, завидев приближающуюся с билетами девочку, Че прекратил разговор, как будто захлопнул шкатулку. «Но, – подумала Маргарита, – если он и в самом деле что-то прячет, кончик-то все равно торчит наружу. Как и остаток моего сегодняшнего сна».

Несмотря на солнце, лучи которого щедро пригревали сквозь автобусное стекло, девочка поежилась.

Сегодня ночью ей, действительно, приснилось нечто странное и неприятное. Начать с того, что в своем сне она готовилась ко сну. Но уже не в номере пансионата, а в помещении, напоминающем застекленную веранду. Окна крест-накрест заклеены бумажными полосками. Тихо светит огромная луна. Маргариту не покидает чувство опасности, ощутимой угрозы, близкой беды. И вдруг на белой стене у себя над головой она видит большущего паука. У него отвратительно много членистых, волосатых ног, а округлое серое тельце покрыто черными крестами. Насекомое надвигается на Маргариту мучительно долго и так же неотвратимо, как фашисты в компьютерной игре.

Паук уже совсем близко, девочка видит, как сжимаются-разжимаются его челюсти. И тут кресты на панцире начинают фосфоресцировать синим светом. Свечение разгорается, вот уже весь паук охвачен им, но интенсивность цвета нарастает и переходит в звук незнакомый, но очень противный, который в пиковой точке разражается взрывом. Но не таким «бестелесным», как в компьютерной игре. У этого взрыва гораздо больше стадий и последствий.

На полнеба (почему Маргарита уже не в помещении, а на улице?) распласталось серо-черное облако, к земле оно сужается воронкой, и в его конусе медленно гаснет алый свет. Часть неба, свободную от облака, рвут лучи прожектора и следы трассирующих снарядов. Потом (опять без связи) серое утро, светает, все в белесой пыли – воздух, маленькие домики, уцелевшие деревья, заборы, поваленные телеграфные столбы. И даже не страх охватывает Маргариту, а удушливая, липкая тоска.

Лоскуток этой тоски будто прилипает к сердечку девочки, и она никак не может от него отделаться. Даже приветливым солнечным утром. «Интересно, – подумала Марго, – в моем сне так все грохотало сегодня, откуда внутри головы берется столько громких звуков? И куда подевался вчерашний таинственный Валерка? Почему он больше не выходит на связь? Как он смог вмешаться в мою игру „Бастион Берхтесгаден“? Правда, ребята в классе рассказывали, что теперь играть в одну игрушку могут сразу несколько человек».

– О чем задумалась, принцесса? – озабоченно спросил ее Че. – Хорошо ли тебе спалось?

– Да, спасибо, – рассеянно ответила девочка и, защищая свой новоиспеченный секрет, попыталась думать о чем-нибудь другом. – Почему мы едем именно в Инкерман? – поинтересовалась она.

– О, это удивительное место, – оживился ее собеседник, – во-первых, там расположен известный завод марочных вин!

– Герр Чертополох! – тявкнул Георгий.

– Да, ты прав, это не главное, – поправился Че и голосом школьного учителя продолжил: – Инкерман известен еще со Средних веков. Назывался он тогда, правда, по-другому – крепость-порт Каламита, столица княжества Феодоро. Помнишь, Маргарита, мы проезжали монастырь, будто врезанный в скалу? Так вот над ним, на вершине скального лба, еще сохранились остатки этой крепости. А на скалах около монастыря следы от пуль…

– Еще скажи «следы от шрапнели», как будто ты эти следы различаешь, – съязвил пекинес.

Но Чертополох не замечал насмешек Георгия.

– Не знаю, – задумчиво сказал он, – почему меня так волнуют все эти «исторические напластования». Но так замечательно, когда столько их сосредоточено в одном месте, будто перед тобой слоеным пирогом уложили саму историю. Само застывшее время, а не учебник какой-нибудь. Ты все можешь потрогать руками и странным образом чувствуешь себя ко всему причастным.

– А в Риме тебе застывшей истории было мало?

– Там грандиозно, конечно, – по-прежнему не замечая издевки пекинеса, ответил Чертополох, – намного грандиознее, чем здесь, но понимаешь… Люди, которые делали там историю, никогда не говорили на том же языке, на котором говорю я. И эта история как бы не совсем моя… Да… Все-таки, наверное, Родина – это, прежде всего, родной язык… А какой вид, Маргарита, открывается от развалин Каламиты, – одернул он сам себя, – вся горная страна пещерных городов! Так что начинай предвкушать! Пиршество для глаз – основа духовной кухни!

Конечная остановка «Инкерман» оказалась маленькой площадью, на которой, раззявив от жары двери, прохлаждались еще два автобуса. Солнце поднималось все выше. Шоферы между рейсами спасались в скромной забегаловке, застрявшей на стадии превращения из простой столовки в модное кафе. Захолустный пустынный городок.

– И? – Георгий вопросительно поднял мордочку к Че. – Где твоя хваленая застывшая история?

– Где-то рядом, – смущенно ответил тот, извлекая карту. Через полчаса пути друзья, миновав знаменитый завод и сквер при нем, где под кустом коротала время веселая компания, вышли в «загород». Но еще минут двадцать вволю любовались пыльной травой, темно-рыжими коровами, заборами, сделанными из местного известкового камня, и белыми террасами удаленных карьеров.

Дорога поднималась плавно. Маргарита и не заметила, как под ногами оказалась выгоревшая трава Монастырской скалы. Увидела сначала развалины стены, а потом и останец полукруглой башни. Сложены они были из камней неправильной формы, по цвету напоминающих те, из современных заборов. Но почему-то сразу становилось ясно, что в заборах так себе – «новодел», а эти – очень древние. И вроде ничего особенного развалины собой не представляли, но Маргарита ощутила к ним большое уважение.