Студентка с обложки - Робин Хейзелвуд Страница 94

Головокружительные приветствия. Сильные мира сего. Байрон стискивает мою руку. Водоворот. Я возвращаюсь к подругам через добрых два часа, когда народ уже начинает расходиться и тяжелый аромат тысячи тестеров парфюма тонет в сигаретном дыме. Мои подруги (за исключением Пикси, которая, судя по всему, вот-вот превратит Тимоти Хаттона в очередного Пикселя) уже повеселились и снова собрались вместе. Когда я проскальзываю к ним, речь держит Джордан. Она заявляет внимающей ей аудитории:

— И мне пришлось ему сказать: «Простите, но экзистенциализм никак не связан с длинными волосами!»

Господи…

Стол взрывается смехом. Бен охает и вытирает глаза рукавом.

— Он ведь так не думал, правда?

— Мне кажется, думал.

— А он еще здесь? — спрашивает Мохини.

Джордан оборачивается и указывает на Джона, одного из моих агентов.

— А с чего это тебе вообще взбрело в голову говорить об экзистенциализме?

Джордан меряет меня взглядом поверх своего коктейля.

— Просто возникла такая тема.

— Возникла?

— Пока, Эмили! Позвони!

Я махаю на прощание Рейчел Хантер, потом Эсме. Бен фыркает.

— Если эта девушка была бы еще худее, ей бы пришлось ставить капельницу!

Ха. Ха. Ха.

Во мне вспыхивает злость. Я смотрю на своих друзей и мои глаза, словно лассо, связывают всех вместе. В конце концов, они же поддержали мою идею! И даже неплохо провели время. Так зачем все портить? Ну, с меня хватит!

— Если все здесь такие глупые и страшные, почему бы вам не уйти?

У них отваливаются челюсти. Потом начинаются протесты.

— Эй… нет, Эмили, мы просто шутили!

— Да, вечеринка классная!

Вымученные улыбки. Встревоженные взгляды. К чертям это все, я ухожу.

— Пока! — Я вскакиваю.

Бросаюсь прочь, но застреваю в толпе, которая спускается по лестнице. Я уже почти продвинулась вперед — все в порядке, — и тут меня трогают за плечо. Джордан хочет извиниться? Хини? Я оборачиваюсь. Это модный редактор Полли Меллен.

— Хорошая фотография, — говорит она. Дональд Трамп кивает.

— Да, шикарная и элегантная, мне нравится.

— Кто снимал? — спрашивает Марла Мейплз.

Я не имею понятия, о чем они говорят, пока Полли не указывает пальцем на лестницу, туда, где висит дюжина черно-белых фотографий над пролетом. Я уже видела их раньше: обычный ассортимент любого кафе: бульвар в дождливую ночь, натюрморт с грушами, обнаженная женщина с жемчугом…

Я вижу. И мои друзья тоже.

— Это… Эмили?

— Не может быть!

— Ш-ш!

Вот теперь я точно уйду. Я расталкиваю людей и бегу вниз по лестнице, мне нужен воздух. Время подумать. Прочистить голову. Выйдя на улицу, бегу. Потом — час спустя? Два? Кто знает? — я уже в парке у Вашингтон-сквер. Я опускаюсь на скамейку и роняю голову на руки.

Скамейку окружают продавцы наркотиков.

— Скажи, скажи, — шипят они, — что нужно хорошенькой девушке?

Здесь глупо покупать наркотики. Рискованно. Это парк, общественное место, у всех на виду, и кто знает, какого они качества? Скорее всего, поддельные или, еще хуже, смешаны с какой-нибудь отравой. И вообще, я уже давно их не принимала. И никогда сама не покупала.

Кокаин обжигает нос изнутри, но сейчас боль даже приятна. Я брожу по парку, обхожу его по периметру, как вырвавшееся из клетки животное, а потом спасаюсь в столовке неподалеку. Посетители — в основном студенты из Нью-Йоркского. Они все заходят и заходят, по двое и трое, у них налитые кровью глаза и покрасневшие лица, не от зубрежки — пока нет, — от вечеринок в честь начала осеннего семестра. Они веселые. Раскаты смеха заполняют зал.

Я больше не могу. Не могу жить в двух мирах.

Снова выйдя на улицу, я нюхаю кокаин. Я хожу. Несколько часов спустя — сколько, не знаю, не слежу за временем, — уже белый день. Я кое-как добираюсь до «Шик».

— Эмили, вот ты где! Я только что звони… — Байрон замечает мой размазанный макияж, все то же платье с металлическими пайетками, и прикрывает рот рукой. — Что с тобой? — ахает он. — Что происходит?

— Много чего, — говорю я. — Я бросаю учебу.

Глава «Шик» прижимает меня к груди. Улыбается. Я улыбаюсь в ответ. И если в следующие радостные минуты он и замечает, что мои зрачки великоваты, а ноздри немного опухли, он ничего об этом не говорит, совсем ничего.