Волна страсти - Мэри Джо Патни Страница 92

Следующие полтора дня в доме Ситона царила суматоха: готовились к отъезду. Когда наконец кареты и повозка с багажом скрылись из вида, у Кеннета осталось ощущение, будто он готовил генеральное сражение.

Отъезд семьи Ситонов напомнил ему и последнее прощание с Марией. Тогда он расставался с ней с тяжелым сердцем. Ему все время казалось, что они больше никогда не увидятся, но девушка только посмеялась над его страхами и уехала, несмотря на все его уговоры.

Умом Кеннет понимал, что здесь нельзя сравнивать. Мария была партизанкой и уходила на захваченную врагом землю; Ребекка же отправилась в путешествие с отцом и прислугой по мирным дорогам. Более того, в Озерном краю ей будет гораздо безопаснее, чем в Лондоне, где оставался враг ее отца. И все же душа его переполнялась страхом за любимую женщину. Ему было бы гораздо спокойнее не отпускать ее от себя.

– Вам плохо, милорд?

Кеннет очнулся и увидел перед собой дворецкого, который с несколькими слугами должен был оставаться на лето в Лондоне и наблюдать за ремонтом.

– Просто мне жаль, что я не скоро увижу мисс Ребекку, – без утайки ответил Кеннет.

– Все молодые люди нетерпеливы. Не грустите, милорд. Вы увидитесь с ней всего через несколько дней.

Кеннет приказал себе не волноваться. С Ребеккой ничего не может случиться. А вдруг она за это время соскучится и ее сердце оттает?

Однако тяжелое предчувствие не покидало Кеннета, пока он ездил по магазинам, заказывая мебель и драпировку для дома, что оказалось делом непростым. И все же ему удалось подыскать все необходимое.

Большая часть вечера ушла на то, чтобы разобраться с делами сэра Энтони. Было уже поздно, когда он наконец собрался просмотреть дневники Элен, которые Лавиния тайком передала ему утром. Кеннет долго не решался открыть первый дневник, понимая, что они предназначались не для чужих глаз. Он постарался убедить себя, что делает это ради самой же Элен. Вряд ли она бы хотела, чтобы ее мужа убили, а виновник ее гибели остался безнаказанным.

Он перелистал самый ранний из ее дневников, чтобы понять, какие заметки она делала. Лавиния оказалась права: это были отрывочные впечатления, часто даже без указания даты. Он как будто слышал голос леди Ситон, такой живой и веселый.

Элен начала вести дневник в семнадцатилетнем возрасте, когда она только что потеряла родителей, умерших от лихорадки. После окончания траура опекун привез ее в Лондон, чтобы представить в свете. Успех был грандиозный, «несмотря на мои отвратительные рыжие волосы».

На глаза Кеннету попалось имя лорда Боудена, и он начал читать историю ее помолвки, а затем тайного бегства:

«Маркус Ситон, наследник лорда Боудена, сделал мне предложение. Я приняла его, так как он мне нравится больше, чем другие кавалеры. Мне кажется, я в него влюблена, хотя я пока не знаю, что это такое. Он приятный, благородный и обожает меня, а мне это нравится. Я думаю, что мы с ним поладим. На следующей неделе мы отправляемся с ним в его родовое поместье в Озерном краю, где он представит меня своим родным и где мы будем жить после свадьбы».

Кеннет перевернул несколько страниц.

«Имение Ситонов чудесное, а окрестности просто великолепны. Я рада, что буду здесь хозяйкой. Сегодня я познакомилась с соседской дочерью Маргарет Уиллиард. Не красавица, но очень хорошенькая, с большими выразительными глазами. Мне кажется, она влюблена в Маркуса, потому что в его присутствии она замолкает и заливается краской. Он же ничего не замечает. Таковы уж мужчины. Маргарет должна ненавидеть меня, но она держится приветливо. Надеюсь с ней подружиться. Возможно, она станет женой младшего брата Маркуса, сумасшедшего художника. Он со своими друзьями приедет завтра. Мне будет любопытно познакомиться с ними…

Сегодня приехали эти сумасшедшие художники. Лорд Фрейзер – красивый молодой человек. Пожалуй, он слишком высокого мнения о себе, но в галантности ему не откажешь. Он нарисовал меня в образе Афродиты. Джордж Хэмптон попроще и поэтому немного тушуется в обществе знатных особ. Но он очень мил, не лишен благородства, и с ним легко и просто. Что же касается брата Маркуса Энтони…

Боже, я просто не знаю, что о нем написать».

Следующая запись сделана неделей позже:

«Энтони предложил мне тайно бежать с ним и пожениться. Всего через день мы будем в Гретна-Грин. Меня совершенно не волнуют последствия, которые нетрудно предугадать: разразится скандал, мне уже не быть леди Боуден, хозяйкой поместья Ситонов. Ничто не может разлучить нас с Энтони, а крыша над головой всегда найдется. Все остальное не имеет значения. Пусть Господь и Маркус простят мне мою слабость»,

Кеннет продолжал читать, захваченный историей жизни Элен. Читая следующую запись, он не мог сдержать улыбки:

«Мне кажется, Энтони был слегка разочарован, что я не родила ему сына, но сейчас он в полном восторге от своей крошечной дочки с ее рыжими кудряшками. Он все время рисует ее: спящей, играющей, стараясь запечатлеть каждое ее движение. Можно подумать, что она единственный на земле ребенок».

Первый дневник на этом кончался, и Кеннет решил сделать перерыв. К своему удивлению, он обнаружил, что уже далеко за полночь. Пора ложиться спать.

Но прежде чем лечь в постель, он не смог отказать себе в удовольствии нарисовать ребенка с рыжими кудряшками и задумчивыми глазами.

Уже не первый раз Ребекка с тоской думала о том, как далеко от Лондона находится Озерный край. Отцу пришлось заплатить значительную сумму за почтовых лошадей, которые смогли бы довезти их туда самое малое за четыре дня. Четыре долгих тревожных дня, когда делать совсем нечего и некуда спрятаться от тревожных мыслей, отнимающих покой.

Мысли Ребекки метались от Кеннета к отцу, которому грозила серьезная опасность, и поэтому путешествие для нее было не из приятных. Кроме того, они ехали к месту гибели ее матери. Каждый поворот дороги напоминал Ребекке о ней. Оставалось только надеяться, что пройдет несколько дней и боль притупится. Будет ужасно несправедливо, если тяжелые воспоминания не дадут ей возможности насладиться прелестью этих мест.

Карета подпрыгнула на ухабах, и Ребекка чуть не упала на Лавинию. Если бы не ремни, она бы головой ударилась в грудь подруги отца, и еще неизвестно, чем бы кончилось дело.

– У меня такое впечатление, что дороги с каждым годом становятся все хуже, – заметил сэр Энтони со своего места.

– Ты говоришь это каждый год, – с невольной улыбкой сказала Ребекка. – К счастью, ты быстро забываешь об утомительном путешествии.

– И ты говоришь это мне каждый год. Вот видишь, я все помню.

– Слава Богу, у нас хорошие лошади, и они быстро домчат нас до дома, – отозвалась Лавиния.

– А об этом всегда говорила Элен, – вспомнил сэр Энтони.

Наступила неловкая тишина. Взгляд Ребекки перебегал с отца на Лавинию. Этих двоих связывала многолетняя дружба, которая сейчас переросла в нечто большее. От дружбы и взаимопонимания, всегда существовавших между ними, их отношения перешли в более нежные и глубокие; каждая мелочь выдавала взаимную привязанность. Теперь, когда у Ребекки был некоторый опыт в амурных делах, она могла сказать об этом с уверенностью.