Фаворитка короля - Анна О'Брайен Страница 92

— Приветствую вас, милорд. Приветствую вас, миледи. — Я решила держаться доброжелательно.

— Здравствуйте, мистрис Перрерс. — Джоанна не встала, а в глазах ее застыло крайне неприязненное выражение. Та же неприязнь звучала и в голосе.

— Его величество приехал поговорить с принцем Уэльским, — официальным тоном сообщила я. А как держаться по-другому, если мы с ней всякий раз сходились, словно рыцари на поединке? — Как здоровье принца?

Об этом можно было и не спрашивать — разве я не видела его своими глазами? Он так исхудал, что без слез и смотреть невозможно. Глаза лихорадочно блестели, кожа стала землистого цвета, волосы потускнели и слиплись, а рядом с ложем стояла лохань, сама по себе навевающая дурные предчувствия. И в ответ на мой вопрос Джоанна напряглась и замкнулась. Она лишь молча покачала головой, не в силах скрыть своей тревоги. На какой-то миг она утратила обычную власть над собой, даже слезы набежали на глаза. Передо мной открылась единственная возможность осушить скопившийся в ее сердце яд ненависти ко мне — осушить ради Эдуарда.

Уголки рта горестно опустились, резко обозначив глубокие морщины, залегшие вдоль крыльев носа и дальше до самого подбородка, — Джоанна позабыла, с кем разговаривает. По щеке скатилась одинокая слезинка, за ней другая.

— Я уж не знаю, чем ему помочь! — Это был крик ее души.

— Я могу помочь.

— Вы! Да что вы можете сделать? — Она сердито вытерла слезы.

Мне еще не поздно было отступить — так бы я и сделала, коль знала бы, к чему все это приведет. Но видя перед собой такое неприкрытое горе, сама хорошо зная, как ужасно ощущение полной беспомощности (например, когда Эдуард смотрит сквозь меня, совсем не замечая моего присутствия), я не могла отступать. В руках у меня была небольшая шкатулка, изящная вещица из сандалового дерева, инкрустированная слоновой костью, снабженная металлическими петлями, хитроумным замком и ключиком к нему. Шкатулка сама по себе была дорогим подарком, но для принца ее содержимое представляло куда большую ценность. По зрелом размышлении я принесла Джоанне единственный дар, который, как я полагала, она может принять. Ясно же, что ничего иного принцесса из моих рук не возьмет. Я поставила шкатулку на ящичек, где в беспорядке были свалены клубки шелковых ниток для вышивания.

— Это что такое?

— Подарок.

— У меня хватает шкатулок. И подороже, чем эта. — Джоанна и не взглянула на нее, сердито тыча иглой в свою вышивку — не то вставку на кошель для денег, не то фрагмент алтарного покрова.

Я усомнилась в том, что у нее есть более дорогие, — в конце концов, это был подарок самого короля, — но спорить не стала.

— Здесь все дело в содержимом, — терпеливо объяснила я. Монахини в аббатстве умилились бы моему смирению. — Здесь порошки и капли, которые принесут принцу облегчение…

— А эти порошки и капли действительно могут помочь? — Джоанна перестала наконец орудовать иголкой.

— Они принесли утешение королю, когда он скорбел после смерти Филиппы. И самой Филиппе они помогали.

Джоанна отложила свое шитье, и я увидела, как ее пальцы легли на крышку, по форме похожую на небольшой купол. Конечно, от такого приношения отказаться невозможно. Она откинула крышку и окинула взглядом аккуратные пакетики с травами и стеклянные пузырьки с густыми жидкостями.

— Все получено из самых обычных растений, — продолжала объяснять я. — Этому искусству меня научили в монастыре. Вот листья лугового сердечника, они возвращают больным аппетит и способствуют пищеварению. Настойка примулы успокаивает мысли и приносит освежающий сон. Кора белой ивы хорошо помогает, когда человека мучат невыносимые боли. Я здесь написала, что нужно принимать и в каких случаях. — Указала рукой на прижатый крышкой свиток пергамента. — Вы сами или же камердинер принца можете изготавливать из отдельных зелий смеси — как их составлять, я тоже написала. Нисколько не сомневаюсь, что результаты такого лечения обрадуют принца.

Джоанна не сводила глаз со шкатулки, с разложенных там в идеальном порядке пакетиков, с рядов пузырьков. Она изо всех сил закусила губу.

— Я могу сказать только самое лучшее о том, как сильно помогают эти лекарства, — добавила я, поскольку Джоанна по-прежнему ничего не говорила. — Здесь есть еще очищенные от косточек ягоды собачьей розы — они останавливают кровотечение и не дают телу терять другие нужные жидкости.

Мы все слышали об удивительных проявлениях болезни принца, который страдал частыми и неудержимыми кровотечениями и истечениями семени.

Джоанна пошевелилась. Так, как будто я бросила ей в открытую ладонь пучок крапивы, она резко дернула рукой и сбросила шкатулку на пол. Она упала со звоном — петли вылетели из гнезд, стеклянные пузырьки разбились, из них потекли жидкости. Мелкий порошок, в который я истолкла травы, взвился в воздух и причудливыми узорами изукрасил пол. Жалобно вскрикнул испуганный Ричард, потом проворно бросился вперед, горя желанием узнать, что случилось. Мать схватила его за одежду и подтащила к себе.

— Не прикасайся к этим дьявольским зельям!

— Право же, это вовсе не… — попыталась было возразить я.

— Это варево сатаны! А ты — служанка его!

Ее слова поразили меня в самое сердце, по спине будто пробежала холодная струя, а тем временем мы обе смотрели на усеявшие пол осколки и пыль — Джоанна так и не встала со стула, а я застыла от намека, крывшегося в ее словах. Потом Джоанна подняла на меня взор, щелкнула пальцами, и из дальнего угла комнаты к нам подошла служанка.

— Убери это прочь. Сожги. И шкатулку тоже. Я желаю, чтобы ни единого следа не осталось у меня на полу. — Служанка тупо таращилась на разбросанные по полу осколки, и Джоанна прикрикнула на нее: — Ну, живее! — Крик ее перешел в шипение, какое издает сталь, вонзаясь в тело врага.

Пока женщина возилась с уборкой, Джоанна встала со стула, схватила меня за руку и наклонилась ко мне, едва не прижимаясь губами к моему уху.

— Ты что же, думала, что я настолько глупа?

Я все еще не могла прийти в себя после того, как она столь беспардонно разделалась с даром, который не мог принести ничего, кроме пользы.

— Я думала, вы сможете принять то, что я принесла для облегчения страданий вашего супруга, — ответила я, наблюдая за ее лицом, выражавшим злобу пополам со страхом.

— Облегчение! От настоек из обычных растений! — воскликнула она, как плюнула. Голос ее упал до шепота, который отдавался в каждом углу комнаты. — Я слыхала, что вы прибегаете к колдовству, чтобы добиться своего, мистрис Перрерс. Думаю, вами движут злобные замыслы, а вовсе не сострадание к ближнему! — Когда она выговорила эти слова, с губ ее брызнула слюна.

Но мое внимание изо всей ее тирады привлекло только одно слово.

— Колдовство! — повторила я таким же тихим голосом: подобные слова не выкрикивают во всеуслышание. Мне многое довелось слышать, но такого мне не говорил еще никто. На меня повеяло страхом, но все же я позволила себе рассмеяться с издевкой. — И что же они вам говорили — те, кто распускает эти слухи? Что я живьем поедаю младенцев? Что меня хранит злой дух, которого я питаю собственной кровью?