Чужая дочь - Елена Арсеньева Страница 9

Товарища первого секретаря звали Дементий Харитонович Шульгин, и Говоров знал его еще с довоенных времен. Молодой аспирант Шульгин преподавал сначала на рабфаке, где учился Михаил, а потом вел на истфаке курс истории Древней Руси. Говоров писал под его руководством дипломную работу: «Русская правда» Владимира Мономаха как основной источник регулирования правоотношений в раннем феодальном обществе». Кроме того, Шульгин от партбюро курировал работу институтского комитета комсомола. Михаил был членом комсомольского бюро, активистом, и, несмотря на десять лет разницы в возрасте, они хорошо подружились, были на «ты» и часто проводили время вместе, то на рыбалке, то в театре, который оба очень любили, то просто за длинными разговорами обо всем на свете.

Дементий был в курсе эскапады с «похищением» Риты и готовился прикрывать друга, если бы вся эта история окончилась скандалом и вышла наружу. Он же стал свидетелем на их свадьбе, потом вместе с Михаилом забирал Риту из роддома, помогал с ремонтом в новой квартире, проводил у них все праздники (сам-то был одинок), а когда его назначили первым секретарем райкома, взял Михаила после окончания института на должность инструктора…

– Будем вместе работать! – говорил тогда Дементий. – Будем поддерживать друг друга.

Ни поработать, ни поддержать друг друга они особо не успели – началась война, оба были призваны. В середине войны Маргарита написала мужу, что Шульгин после тяжелого ранения комиссован, вернулся в Ветровск и работает теперь в горкоме партии. А потом стал и первым секретарем горкома.

– Разрешите? – спросил Говоров, входя и прикрывая за собой дверь.

– Разрешаю! – отозвался Шульгин, не поднимая головы от бумаг, но улыбаясь так, как мог улыбаться только он один.

Конечно, Говоров знал, что четыре года войны не могут пройти бесследно для человека, знал, что он и сам изменился, но Дементий постарел сильно. Он был все так же статен и очень красив, элегантен, как киноартист, в дорогом костюме и при галстуке (Михаил помнил, как перехватывало дыхание у однокурсниц, когда аспирант Шульгин поднимался на кафедру, и как шелестел ему вслед восхищенный девичий шепоток, когда он шел по институтскому коридору), однако выглядел гораздо старше своих сорока лет. Вот только улыбка осталась прежней – ослепительной.

– Товарищ первый секретарь горкома! – радостно отрапортовал Говоров. – Прибыл в твое распоряжение!

– Я тебя, чертяку, – Шульгин пошел к Говорову, опираясь на тяжелую черную палку, – с прошлого года дожидаюсь!

Говоров порадовался, что свою палку оставил дома, набрался сил дойти без нее. А то были бы… пара хромых, запряженных с зарею! Смех один.

Обнялись.

– Да ранило меня, – весело оправдывался Говоров. – Десятого мая, представляешь? Все победу празднуют, а я в госпитале. Ну, подлатали. А потом остался. Помогал немецким товарищам партийную работу налаживать!

– Осведомлен! – кивнул Дементий, сияя глазами и откровенно любуясь другом. – Ну, Миха… ну, красавец! Орденов, медалей – портреты малевать! А меня, друже, зацепило под Киевом. От гангрены нога загорелась – еле спасли! Да комиссовали в конце сорок третьего. Обидно было до злости!

Тяжело ступая, Шульгин вернулся к столу.

– К черту! Присаживайся!

Говоров подтащил к себе стул, оглядывая кабинет. Ну что ж… все как подобает! Стоячие часы у двери, тяжелая дубовая мебель, такие же панели, строгие обои, зеленое сукно стола, бронзовая лампа, три разных портрета Иосифа Виссарионовича… Впечатляет. Если не Кремль, то где-то рядом! Хотя Шульгин и в Кремле может оказаться: умный, хваткий, соображучий и везучий, даром что получил тяжелое ранение и не дошел до Берлина.

До Берлина не дошел, а до Кремля дойдет!

– Читай! – велел в это время Шульгин, кивнув на плакат.

На плакате был запечатлен Сталин в шинели и фуражке, позади реяло красное знамя, а наверху были напечатаны слова: «Кадры решают все!»

– Кадры решают все! – повторил Говоров. – Сталин.

Дементий смотрел с улыбкой:

– Вот именно! Лозунг большущего социального и политического смысла! Поэтому, друже, не хрен прохлаждаться: есть мнение доверить тебе промышленность! Принимай станкостроительный завод!

Говоров растерянно откинулся на спинку стула.

Из боя в бой, значит.

Ну что ж, не привыкать!

– Завод только что из эвакуации, – продолжал Шульгин с сокрушенным выражением. – Черт знает что творится. Цеха надо восстанавливать, социалку – людям негде жить. План не дают, а меня область за горло берет. Поднимать завод надо! Вот это и есть первая и главная задача!

– Понял, понял, – кивнул Говоров, и Шульгин широко улыбнулся:

– Как же я рад, что ты вернулся!

Говоров только покашлял смущенно.

Дементий достал из стола бутылку коньяка, стаканы.

– Михас! Мы еще с тобой землю потопчем, не пропадем! – сведя крутые брови и помахивая правой рукой, словно держал трубочку, произнес Шульгин с характерным акцентом, да так похоже, что Говоров глаза вытаращил: – Сэйчас такие врэмена, что чэлавэк чэлавэка должен дэржаться вместэ! Ты жэ мой чэлавэк?

Говоров хохотал, чуть смущаясь. Уж больно ловко Шульгин передразнил товарища Сталина! Конечно, с большим уважением, но… Да ладно, они тут вдвоем, никто этого не видел и не слышал.

– Твой, твой, Дементий, – сказал он, словно клятву принес.

Шульгин взялся наливать коньяк:

– Рассказывай! Как жена, как сын?

Говоров покачал стаканом, вздохнул.

Он все расскажет Дементию. Тот поймет. Он всегда понимал!

Расскажет… Но не сейчас. Потом когда-нибудь.

– Все хорошо, – улыбнулся Говоров. – Все хорошо.

Чокнулись, выпили.

– Так что переезжай в новый дом, – приказал Шульгин, – и начинай работать!

* * *

Смотреть новый дом Говоровы отправились в тот же день, потому что назавтра Михаилу Ивановичу предстояло уже выходить на работу.

Маргарита была в ужасе: она надеялась на большую городскую квартиру, а их везут по раздолбанной дороге куда-то на окраину, в деревню, глушь!

Какая-то тетка в платке без всякого страха перегнала через дорогу стадо коз прямо под носом у черного «Опеля», который с удовольствием вел Егорыч.

«Виллис» – это, конечно, лихая машина, думалось Маргарите, но для фронта. А для мирной жизни, чтобы возить работника горкома партии, нужно что-нибудь поавантажней!

Говоров поглядывал то на хмурую жену, то в окно. Ну, велика страна! Несколько дней назад, когда он был в детдоме, откуда забирал Лилю, вокруг уже вовсю зеленели леса и рощи, а здесь, в центре России, едва-едва проклевывается лист на деревьях, да и трава выглядывает так несмело, словно побаивается возвращения холодов.